– Без Нино «Тарга» никогда не будет тем, чем была, – говорил Клаудио. – Это теперь второстепенные гонки, там полно пилотов так себе. Твое счастье.

Он саркастически ухмыльнулся. На этого парня Клаудио особых надежд не возлагал, но ему нравился его задор. Такой, пожалуй, может и добраться до финиша. Но вот машины у Винченцо не было, шикарная ИЗО в спринтеры не годилась.

Машину ему раздобыли – переделанная «альфа-джулия» была оснащена каркасом безопасности и гоночной коробкой передач. На ней Клаудио и Винченцо отправились в Чедру, где посреди мирного сельского ландшафта торчали трибуны вдоль старта и финиша.

Винченцо сел за руль, а Клаудио занял место рядом – с секундомером. И Винченцо рванул так, будто убегал от самого дьявола. Когда, идя на обгон, он чуть не врезался во встречный грузовик, Клаудио заорал:

– Все, все… Хватит!

Он вывалился из машины прямо в придорожную канаву и снизу вверх глянул на Винченцо.

– Хорошо, я тебя беру… Но за каждую царапину на моей машине заплатишь из своего кармана.

– У меня нет денег.

– У тебя есть ИЗО. Заберу ее в залог.

Все ночи Винченцо возился в мастерской с «джулией». Как механик он был лучше не только большинства гонщиков, но и большинства механиков. И эта машина ему не нравилась. Винченцо замучил бесконечными придирками людей Клаудио, которые называли его не иначе как testardo teutonico, чокнутый немец. Но Винченцо было плевать.

И то, что он ночью делал с демпферами, впрыскивателем или дифференциальной передачей, наутро проверял на трассе. Его любимым временем было между пятью и семью утра, когда солнце только всходило и другие водители еще сладко спали. С каждым кругом Винченцо все позже тормозил перед поворотом. Пока спинным мозгом не прочувствовал тот едва различимый порог, за которым машина словно теряет под собой почву, – незримую грань между жизнью и смертью.

Он ошибся только однажды, в апреле, когда услышал по радио, что в Карлсруэ члены группы РАФ застрелили какого-то важного государственного чиновника по фамилии Бубак. Стреляли с мотоцикла, в «мерседесе» три трупа. Винченцо молился, чтобы Таня не имела к этому отношения.

– Ты – то, что надо, – наконец похвалил его Клаудио и похлопал по плечу. – У тебя есть попометр.

Они отправились на Корсо Витторио к портному Ваккареллы, угрюмому сицилийцу старой закваски. Пока тот снимал мерки с рук Винченцо, Клаудио разглядывал черно-белые фотографии на стене. На них была вся история сицилийских гонок за последние пятьдесят лет. В те времена пилоты носили перчатки из кожи диких животных, которые теперь делали только здесь. Джульетта бы их оценила.

За неделю до гонок Винченцо пошел на почту и отправил Розарии два билета на зрительские трибуны – для нее и Кармелы.

15 марта 1977 года оказался поворотным днем в истории гонок. Правда, не в том смысле, в каком того ожидал Винченцо. С утра народ на трибунах ликовал в предвкушении праздника. Повсюду сновали дети, получившие наконец возможность прикоснуться к сверкающим разноцветным болидам. Продавцы разносили выпечку. Пилотов обступали поклонники в коже – старые профи и молодые пижоны.

Ваккарелла болтал с приятелями. Клаудио был прав. Эти пилоты – не рыцари без страха и упрека, как их предшественники. Они походили скорее на игроков. Возможно, в этом и состоял главный козырь Винченцо – его напор и холодная расчетливость против бездумного безрассудства.

Розария заявилась прямо на пит-лейн, чтобы сунуть Винченцо в машину медальон с Мадонной.

– Кармела здесь? – спросил Винченцо.

– Конечно. – Розария рассмеялась и показала на трибуны: – Вон там, с родителями.

– Я же просил ничего не говорить Калоджеро.

– Иначе и Кармела не приехала бы, так что извини… Но все они держат за тебя пальцы.

Винченцо натянул новые перчатки и пошел к машине. На трибуны он не смотрел. Втиснулся за руль в клетку каркаса безопасности, и дальше все пошло своим ходом. Зажигание – смесь – инструментальный контроль. Его движения следовали заученной логике, делавшей Винченцо частью машины. Мысли сходились в одну точку, фиксируя действия, но затем верх взял инстинкт и внешний мир размылся до неразличимости. Винченцо любил это состояние, когда само его сознание словно перемещалось в мерно гудящий мотор.

Он задержался на старте – плохой знак и еще более скверная ситуация, потому что с самого начала надо рисковать. Догоняя соперников, Винченцо видел перед собой лишь сплошную стену пыли. Удастся ли обходной маневр или все закончится у ближайшего дерева, решить должен был инстинкт.

Преимущество Винченцо состояло в том, что он и вправду знал каждую выбоину на трассе и мог определить, где находится, в условиях практически нулевой видимости. Даже если мчался как сумасшедший. Винченцо гнало не столько стремление к победе, сколько страх потерпеть поражение. Уже на втором круге он ликвидировал разрыв. Пересекая финишную прямую в третий и четвертый раз, увидел своего механика с табличкой – раций в кабинах тогда не было, – сообщавшей, что у Винченцо лучшее время на круге. На пятом круге Винченцо обогнал другие «альфы».

Далее произошло ужасное. Винченцо видел прямо перед собой эту желтую «озеллу» – разъяренного зверя с мотором «БМВ», классом повыше, чем у его «альфы», – чистокровную гончую, но явно не откалиброванную под местные дороги. «Озелла» зацепила задним бампером за стену, и тот отлетел, едва не задев «альфу» Винченцо. Мотор, коробка передач и колеса – все было теперь на виду, но пилот не останавливался. Винченцо знал, что добром это не кончится. Без заднего бампера машина неуправляема.

На поворотах, где стояла стена пыли, пилот «озеллы» балансировал на грани. Только чутье заставило Винченцо отказаться от намерения воспользоваться слабостью соперника и обогнуть его по крутой дуге справа. Винченцо держался за «озеллой» и увидел, как, потеряв управление, она слетела с трассы, перевернулась в воздухе, ударилась о землю, еще несколько раз перевернулась и ринулась прямо на зрительские трибуны. Еще пару секунд Винченцо продолжал движение, потом ударил по тормозам, выскочил из машины и побежал к месту катастрофы.

Оно напоминало поле битвы. Люди, с вывернутыми руками и ногами, валялись в траве. Кто из них водитель, определить было невозможно. На деревьях висели обломки желтого кузова, сама «озелла» превратилась в бесформенный клубок металла. Над трибунами повисла мертвая тишина – на несколько минут мир был ввергнут в шок. Потом раздались стоны раненых.

Гонки прервали. Пилоты покинули свои машины, а страшное известие уже разлеталось по окрестным деревням. И когда выяснилось, что двое человек погибли, многие получили ранения и увечья, а пилот впал в кому, всем стало понятно, что спектакль окончен – раз и навсегда. «Тарга» перещеголяла саму себя, от гонки к гонке наращивая мощность автомобилей. Такое не могло не кончиться катастрофой, тем более на Сицилии.

Когда Винченцо ставил «альфу» в бокс, Ваккарелла отвел его в сторону. На этот раз «Тарга» завершилась без музыки, лица гостей и участников были бледны.