— Расскажи про войну. И про ОМОН. И про срывы. Про всё.

— С чего вдруг?

Юдина четко услышала, как изменился его голос, как в нем появилась хрипотца, как предостерегающе тихо он заговорил. Она понимала, что лезет на опасную территорию, прямо ему в душу — душу, которую он ото всех старательно прятал и в которую не пускал, — но отступать не собиралась. Только не сейчас.

— Почему ты можешь слететь с катушек? И что это вообще значит?

— Это Афган тебе сказал? — чуть отстранившись от неё, он заглянул ей в глаза, как будто надеясь найти ответы там. Губы у него были плотно сомкнуты, глаза смотрели напряжённо. Он-то надеялся, что эта информация никогда не дойдет до Дашиных ушей…

— Что это значит? — твердила своё Даша.

Князев тяжело вздохнул и устало закрыл глаза. А когда открыл, вытащил пистолет из ее пальцев, вытянул его вперёд и стал безостановочно палить в мишени. Остановился лишь, когда опустел магазин. Тогда он опустил руку и безэмоционально посмотрел на девушку.

Даша не совсем понимала, что это могло значить.

— Тебе не стоит знать всего, — проговорил он, отворачиваясь. Отошел от нее на пару шагов, остановился чуть в стороне и, вытащив пустой магазин, внимательно его оглядел — лишь бы только не смотреть на девушку. Конечно, он готов был поделиться с ней правдой, но не всей — кое-что он все-таки предпочел бы скрыть. Теперь же это было невозможно.

— Почему?

— Не нужно, и всё. — Он даже не стал поворачиваться к ней лицом.

— Но почему? Ты с самого начала мне недоговаривал…

— Разве это что-то изменит?

— Что-то? Да я вообще хоть что-нибудь знаю о тебе? Может, ты и в остальном где-то приврал или недосказал мне? Я вообще тебя знаю, Артём?

— Зачем тебе это?

— Я хочу знать! Я хочу знать, с кем я живу! Хочу знать, за кого я собираюсь замуж!

Выпалив эти слова, Даша слегка смутилась своей напористости, особенно с учётом того, что перед ней стоит мужчина с пистолетом, и при этом они одни в этой глухой роще — возможно, в такой ситуации стоило хоть немного следить за своим языком и осторожнее выбирать выражения, но Даша была Дашей. Уж её-то пистолетом трудно напугать… Где-то на задворках ее разума промелькнула мысль о том, что эта сцена похожа на их первую встречу, когда Князев точно также тыкал в неё пистолетом, а она угрожала ему осколком. Только в этот раз она угрожала не осколком стекла, а осколком собственной души.

Артём резко развернулся, преодолел расстояние между ними в два шага и навис над ней, но трогать не стал, только лишь напряжённо смотрел ей в глаза. Девушка прекрасно видела, как на лице у него играют желваки.

— С убийцей, — ответил он тихо. — Ты живёшь с убийцей. И замуж ты пойдешь за убийцу. Такой ответ тебя устраивает?

Он медленно выдохнул, явно пожалев о том, что погорячился и выдал Даше то, о чем никогда не хотел ей говорить.

Как и все люди, Князев хранил в своём шкафу множество скелетов, у него было много тайн, была неприглядная сторона его жизни, о которой он не хотел рассказывать Даше и в принципе вспоминать. Ему казалось, что это касается только его одного, и делиться с другими, даже с родными, совсем не хотелось. Старые раны давно сошли, превратившись в уродливые шрамы, которые теперь Даша Юдина медленно расковыривала, надеясь отыскать в них правду. Но он понимал, что если он действительно хочет услышать от Даши согласие, то он обязан дать ей ответы.

— Прости. Я сорвался.

Он закрыл глаза и тяжело выдохнул, явно пытаясь мысленно заставить себя успокоиться. Он не собирался пугать Дашу ни своим ответом, ни своим поведением, но по ее виду понял, что ему всё-таки это удалось. Как оказалось, говорить правду, от которой так долго он пытался скрыться, ужасно тяжело.

Кивком головы попросив Дашу следовать за ним, Артем обошел машину, открыл багажник, закинул пистолет внутрь, а сам присел на самый край. Юдина тут же умостилась рядом с ним, взяла его за руку, сплела их пальцы вместе и пристально поглядела на него. Но Артем предпочитал смотреть куда угодно, только не на нее, разве что чуть сжал ее пальцы в своих.

— Спрашивай, — тихо произнес он, чувствуя себя как на исповеди.

Девушка явно не ожидала, что он все-таки решится на это, а потому несколько растерялась. Она опустила взгляд и пару секунд сидела молча и явно подбирала слова, задумчиво пожевывая губы. Наглеть и спрашивать «в лоб» ей совершенно не хотелось, поэтому она осторожно придумывала вопросы, чтобы не слишком задеть Артема. Она почувствовала, как Князев мягко погладил подушечкой пальца ее шрам на ладони, и едва сдержала улыбку. Потом, все еще не глядя на него, осторожно спросила:

— Ты воевал, да?

Артем молча кивнул.

— Почему сразу тогда не сказал? Помнишь, тогда, на той тайной квартире? Ты сказал, что не воевал.

— Думал, ты не запомнишь.

— Ну вообще тебя не только Серега выдал, но и шрамы. И все же, почему сразу не сказал?

— А кто захочет говорить об этом? Это для вас мы герои, но мы-то знаем, что никакие мы не герои, мы чертовы убийцы. Легче отрицать, легче забыть и не вспоминать. Война — это всегда больно.

— Как долго?

— Почти два с половиной года. Учебка в Фергане, подготовка, потом на год с лишним в Афганистан и еще пару месяцев в тылу — нас долго выпускать не хотели. Мы там до последнего сидели.

— И что там было?

— Ад. Не все время — поначалу во время учебы было даже весело, но потом… Мы убивали, нас убивали. Это был самый настоящий ад.

— Это началось тогда, на войне? Это война сделала тебя таким? Ну, все эти приступы агрессии или что там… Что это вообще такое?

Артём посмотрел ей в глаза, не в силах ответить на ее вопрос. Воспоминания, о которых он так давно пытался избавиться и о которых предпочитал забыть, сразу же навалились на него тяжелым грузом.

— Не совсем, но в целом — да. В такие моменты мозг у меня отключается, я действую по инстинкту. Если начать думать, можно умереть. Любые мысли отвлекают. Не важно: о жизни, о морали, о совести — на войне все это может убить тебя. Стоит отвлечься — и ты погиб. Вместе с головой отключается и все остальное. Ты просто начинаешь выживать, жить инстинктом, уже не особо контролируя