– Это еще что такое? Такисианский вариант пословицы о том, что с воза упало? – Грег прошелся по комнате, а потом резко развернулся к такисианцу. – Послушай, ты должен знать одно. Я этого не делал! – попытался объяснить Грег. – Это делал Кукольник. Способность дикой карты. Это все дикая карта. Не я. Ты не представляешь себе, каково было иметь его внутри. Мне приходилось его кормить, чтобы он не погубил меня. Я бы все отдал, чтобы от него избавиться, – и теперь избавился. Я могу начать сначала. Я могу…

– Что? – прервал его рык Тахиона.

– Да. Кукольник мертв. Вчера на сцене Несущий Гибель его убил. Загляни в меня, доктор, и скажи, что ты видишь. Тебе не нужно портить мне карьеру: зло уже ушло. Когда ты захватил мой разум, я уже был свободен. – Грег посмотрел на свои руки. Глубокая скорбь охватила его, и он устремил на Тахиона глаза, повлажневшие от слез. – Я бы стал хорошим президентом, доктор. Может, даже выдающимся.

Тахион ответил ему взглядом, сохранившим стальную решимость.

– Грег, никакого Кукольника нет. И никогда не было. Были только Грег Хартманн и его слабости – человек, заразившийся инопланетным вирусом и получивший способность, с помощью которой он смог питать самые темные уголки своей души. Ваша проблема не в том, что вы – дикая карта, Грег. Ваша проблема в том, что вы садист. Это ваше жалкое оправдание – типичное перекладывание своей вины на других. Вы создали теневую личность, чтобы притворяться, будто Грег по-прежнему остается чистым и благопристойным. Это – детская уловка. Это – детский обман, а вы же умнее ребенка.

Суровые слова Тахиона были подобны пощечине. Грег вспыхнул, злясь на то, что Тахион не желает ничего понимать. Все было совершенно очевидно – и невозможно было поверить в то, что Тахион не способен понять разницы.

– Но он же умер! – отчаянно воскликнул Грег. – Я могу тебе это доказать. Давай, – потребовал он, – загляни в меня и скажи, что ты видишь.

Тахион вздохнул. Он закрыл глаза, а потом открыл. Он отвернулся от Грега, целую минуту молча ходил по комнате, а потом остановился у окон. Когда он снова посмотрел на Грега, в его взгляде читалось странное сочувствие.

– Вот видишь! Я же говорил! – сказал Грег, почти смеясь от облегчения. – Вчера вечером Кукольник умер. И я рад. Я так чертовски рад! – Грег почувствовал, что в его смехе появились истерические нотки, и глубоко вздохнул. Он посмотрел на Тахиона, который взирал на него уже сурово. Грег поспешил договорить: – Боже! Слова настолько слабы и глупы, но это правда. Я очень сожалею обо всем случившемся, и мне бы хотелось сделать все возможное, чтобы начать все исправлять. Доктор, мне приходилось делать вещи, которые вызывали у меня отвращение. Я лишился сына из-за того, что Гимли натравил на меня Кукольника. Я…

– Вы меня не слушаете. Не было никакого Кукольника, а Гимли умер больше года назад. Так что Гимли тоже не было.

Грегу понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осознать, что он услышал.

– Что? – пролепетал он, а потом яростно, гневно и отчаянно возразил: – Ты не понимаешь, о чем говоришь, доктор! Умерло тело Гимли, но не разум. Он как-то пролез в моего сына. Он сидел у меня в голове. Из-за него я чуть было не потерял контроль над Кукольником! Вот как все это началось. Он угрожал мне, говорил, что заставит Кукольника погубить меня и мою карьеру.

– Гимли умер год назад, – повторил Тахион безжалостно. – Целиком. Вы создали его призрака сами, точно так же, как создали Кукольника.

– Ты лжешь! – заорал Грег.

Его лицо исказилось от ярости.

Тахион продолжал холодно смотреть на него.

– Я был у вас в голове, сенатор. У вас нет от меня тайн. У вас нарушена личность. Вы отрицали ответственность за свои поступки, создав Кукольника, а когда он попытался выйти из-под контроля, вам понадобилось еще одно оправдание: Гимли.

– Нет! – снова закричал Грег.

– Да, – упрямо повторил Тахион. – И я повторю еще раз. Никогда не было ни Гимли, ни Кукольника. Был только Грег. Все, что вы делали, вы делали сами.

Хартманн отчаянно тряс головой. Его взгляд стал умоляющим, болезненным и ранимым.

– Нет, – тихо сказал он. – Гимли там был. – Его глаза внезапно стали огромными и испуганными. – Я… я не стал бы убивать моего ребенка, доктор.

– Вы его убили, – сказал Тахион.

Во взгляде Грега он видел те глубокие раны, которые каждое его слово оставляло на его душе, несмотря на то что Грег не желал в этом признаваться.

Однако Хартманн уже упрямо возвращал себе спокойствие и самообладание. Ладонью он пригладил себе волосы.

– Доктор, я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Даже если бы я поверил всему тому, что ты сказал…

– Лечитесь.

Хартманн был настолько сосредоточен на собственных словах, что чуть не прослушал ответ Тахиона.

– Э-э?..

– Обратитесь за врачебной помощью, Грег. Найдите психотерапевта. Я подберу вам специалиста… – Тахион внезапно понял, насколько это безнадежно. Психотерапевту придется рассказать слишком многое, и все выплывет. Все наверняка расползется по швам. Тахион досадливо поморщился. Ему не понравился тот единственный выход, который он видел. – Мы будем проводить вместе много времени, Грег.

– Что ты хочешь сказать?

– С этого момента я становлюсь вашим лечащим врачом. Вы – мой пациент.

Грег отрывисто хохотнул и повернулся к доктору спиной.

– Нет, – сказал он. – Не-а. Мне не нужен чертов мозгоправ только из-за того, что Кукольника не стало. Ты даже не человек, доктор. Сомневаюсь, что у тебя есть достаточная квалификация, чтобы работать психологом.

– Считайте это компромиссом. Это гарантирует мое молчание.

– Я же сказал: моя способность ушла, а виновата была она.

– Пошли на новый круг? Признайте истину того, что я вам говорю, Грег. Вы ведь даже смотреть на меня не желаете. Я видел вашу вину, Грег. Вы можете отрицать ее – даже перед самим собой, – но я правду знаю. Вам пора осознать реальность.

Между ними растянулось долгое молчание. Наконец Грег сказал:

– Ладно, доктор. Я пойду на компромисс: политики к ним привычны. Ваше молчание в обмен на мои деньги, да? Надо полагать, вам понадобятся платежеспособные больные, когда вам прекратят финансирование.

Тахион счел ниже своего достоинства отвечать на это оскорбление.

– Я свяжусь с вами, как только вернусь в Нью-Йорк.

– Отлично.

Хартманн вздохнул. Он попытался изобразить свою отработанную улыбку, но у него она не получилась. Пройдя к чемодану, он составил его на пол.

– Ну, тогда это все. Я еду за Эллен. Вполне понятно, что она растеряна и сильно ранена всем этим. – Неловкая улыбка появилась снова. – Перед ней я тоже буду извиняться. Пока я прощаюсь. Наверное, мы скоро увидимся…