– Это он сказал?

– Да, сэр. И больше ничего, сэр.

– Это реплика из его роли.

Тревор лежал с закрытыми глазами и дышал ровно. Сестра откинула ему кудри со лба.

– Спит, – сказал доктор. – И пусть проснется, когда проснется. Будем надеяться, более или менее в норме.

Минут десять пролетели практически в молчании.

– Мама, – произнес Тревор. – Привет, мамочка.

Мальчик открыл глаза и уставился на Аллейна.

– Че за дела? – спросил он и тут заметил Грантли в мундире. – Зачем полиция? Я ничего такого не делал.

– Все в порядке, – сказал доктор. – Ты неудачно упал, и мы тебя лечим.

– А, – вздохнул Тревор и закрыл глаза.

– Господи, опять отключился, – рассеянно прошептал Грантли. – Прямо чудо.

– Тише, – строго сказал Фокс.

– Простите, мистер Фокс.

Аллейн спросил:

– С ним можно поговорить?

– Его нельзя беспокоить. Только если нечто очень важное…

– Как нельзя более.

– Сыщик супер, – сказал Тревор, и Аллейн, повернувшись, встретился с мальчиком взглядом.

– Точно, – согласился он. – Мы уже встречались.

– Ага. Только где?

– В «Дельфине». Наверху, на балконе.

– Ага. – Тревор напрягся, в глазах появилось сомнение. Он нахмурился и повторил: – На балконе.

– Там, на балконе, что-то случилось, правда?

Самодовольно, но все еще с тем же тревожным взглядом, Тревор ответил:

– Не то слово. И по всему театру.

– «Слэш»?

– Ага. «Слэш», – согласился мальчик и улыбнулся.

– Чтобы старина Джоббинс голову поломал?

– Да еще как.

– И что ты делал?

Тревор вытер губы и издал воющий звук: «Уи-и-и».

– На привидение похоже, – сказал он. – Ага?

– Что еще?

Повисло молчание. Грантли поднял голову. Где-то за ширмой по палате ехала со звяканьем каталка.

– Дзинь.

– Тут они наверняка обалдели, – сказал Аллейн.

– Не то слово. Шуму было! Господи!

– Как ты это сделал? Ну вот это? Губами?

Старший хирург сердито пошевелился, медсестра кашлянула.

– А что не так? – спросил Тревор. – Мама играет на старой гавайской гитаре, – добавил он и потом озадаченно спросил: – Эй! И вот тогда я отключился? Тогда?

– Чуть позже. Ты упал. Можешь вспомнить, куда ты пошел после того, как хлопнул служебной дверью?

– Нет, – раздраженно ответил мальчик. Потом вздохнул и закрыл глаза. – Сделайте одолжение, хватит, ладно? – Он снова заснул.

– Боюсь, это все, – сказал хирург.

– А можно с вами поговорить?

– Конечно. Побудьте тут, сестра, хорошо?

– Держитесь, Грантли, – сказал Аллейн.

Хирург провел его в кабинет у входа в палату. Врач был молод и, несмотря на профессиональную холодность, не мог скрыть интереса к ситуации.

– Послушайте, – сказал Аллейн, – мне нужно знать ваше хладнокровное, взвешенное мнение. Вы сказали, что мальчик вряд ли вспомнит, что случилось прямо перед его падением с балкона. Как я понял, он вспомнит только события за несколько минут до этого?

– Вероятно. Длительность «стертого» периода предугадать невозможно.

– Вам не показалось, что он только что был уже на грани какого-то воспоминания?

– Трудно сказать. Впечатление такое, что ему не хватает сил вспомнить.

– А как по-вашему, если он столкнется с человеком, который на его глазах напал на смотрителя, он узнает его и вспомнит, что видел?

– Увы, я не эксперт по амнезии и по последствиям черепно-мозговых травм. Спросите у специалиста. – Доктор помедлил. – То есть, хотите знать, не подстегнет ли память мальчика шок от лица напавшего?

– Напавшего не на него самого, а на Джоббинса – это могло сохраниться на границе стертого периода.

– Нет, не готов ответить.

– А вы можете перевести мальчика в отдельную палату – скажем, завтра – и разрешить трех-четырех посетителей: одного за другим? И минут пять на каждого?

– Извините, пока нет.

– Слушайте, – сказал Аллейн, – это в самом деле повредит ему? В самом деле?

– Я не уполномочен.

– А кто уполномочен?

Хирург с придыханием произнес имя небожителя.

– А он сейчас в больнице?

Хирург посмотрел на часы.

– Только что закончилось собрание членов правления. Он, наверное, в своем кабинете.

– Там я к нему и подступлюсь. Где это?

– Ладно, но смотрите…

– Да господи боже! – воскликнул Аллейн. – Орать я умею не хуже его. Ведите.

– Десять минут пятого, – сказал Аллейн, взглянув на Биг-Бен. – Давайте подытожим.

Они вернулись к машине.

– Вы договорились насчет спектакля с мальчиком на завтра, мистер Аллейн?

– О да. Большая шишка оказался очень любезен – мы встречались раньше. Из тех, кого терпеть не может Гарри Гроув. И надо сказать, я его понимаю. Мы сходили в палату, тот осмотрел юного Тревора – парнишка бодрствовал, весь сиял, довольный собой, и требовал хороший обед. Было принято решение в нашу пользу. Можно организовать визиты завтра в полдень – вне часов посещения. Пусть Перегрин Джей позовет актеров и составит график. На этой стадии нам не стоит вмешиваться. Мы явимся к самому событию. Джей скажет им правду: мальчик не помнит, что произошло, и мы надеемся, что встреча с остальными членами труппы вызовет некую цепь ассоциаций, которая поможет восстановить память.

– Одному из них такая идея не понравится.

– Верно. Однако отказаться он не сможет.

– Могут подвести нервы. Вдруг ударится в бега. С их-то темпераментом, – сказал Фокс, – не угадаешь, что произойдет. Но мы будем наготове.

– Если у кого и сдадут нервы, то уж никак не у мисс Дестини Мид. Как вам сцена в ее квартире, Фокс?

– Ну, начнем с того, что дама была крайне недовольна моим присутствием. На мой взгляд, мистер Аллейн, она желала получить помощь не столько от полиции и закона, сколько от вас лично. Сигнал «полный вперед» висел, как белье после недельной стирки.

– Спокойнее, Фокс.

– И по поводу ее слов, что мы еле-еле разминулись с мистером Найтом. Она утверждает, что он позвонил и так обрушился на нее, что она решилась позвонить вам, и что он вошел во время вашего телефонного разговора.