– Не знаю. Не знаю. Не знаю.

– Мистер Кондусис, когда вы увидели руки Перегрина Джея в перчатках на краю дыры на сцене «Дельфина» и услышали его крики – что он утонет, если вы не спасете его, – не вспомнилось ли вам…

Мистер Кондусис поднялся со стула и теперь пятился, как в замедленной съемке. Фокс уже занял позицию перед бюро. Мистер Кондусис вытащил из кармана алый шелковый платок и прижал его к губам. Верхняя губа поблескивала. Брови были окаймлены капельками пота, а темная кожа лица пошла белыми пятнами.

– Замолчите… Замолчите!

Кто-то вошел в дом. Донесся далекий голос – громкий, но неразборчивый.

Открылась дверь, и появился посетитель.

Мистер Кондусис закричал:

– Это ты им рассказал! Ты предал меня. Иисусе, лучше бы я тебя убил!

Фокс обхватил Кондусиса сзади, и тот сразу перестал вырываться.

II

Тревора разрешили усадить в кровати. Опираясь на подушки, мальчик ждал посетителей в отдельной палате. Перед животом пристроили поднос на ножках – для подношений. Тревор чувствовал себя заметно лучше и собирался, несмотря на некоторую слабость, поважничать.

Хотя палата была невелика, в углу поместилась больничная ширма, за которой – тайком, еще до того, как привезли Тревора – устроился инспектор Фокс; его большие ступни прятались за сумкой Тревора. Аллейн занял кресло у кровати.

Убедившись, что полиция его не преследует, Тревор более подробно повторил рассказ о своих приключениях в пустынном зрительном зале, но не захотел или не смог что-нибудь вспомнить после момента, когда на балконе услышал далекий звонок телефона.

– Больше ничего не помню, – важно сказал он. – Отключился. Потерял сознание. Док сказал, у меня тяжелая контузия. Слушайте! Куда я упал? Что за история?

– Ты упал в партер.

– Да вы что!

– Серьезно.

– В партер! Вот это да! Почему?

– Это я и хочу выяснить.

Тревор отвел взгляд.

– На меня напал Генри Джоббинс? – спросил он.

– Нет.

– Или Час Рэндом?

По мальчишескому лицу Тревора прокатилось выражение тайного торжества. Он хихикнул.

– Он жутко злился на меня, наш Час. И так меня доставал, честно. Но я сделал этого манерного гомика, от души.

Аллейн слушал и рассеянно отмечал, как простонародный говорок прорывается через наслоения театральной академии. За тщательно произносимыми гласными и согласными веселился уличный мальчишка из Саутворка. Тревор сжимал «Чарльза» в «Час», произносил «отдши»…

– Тебя хотят навестить актеры, – сказал Аллейн. – Им дадут только минутку-другую.

– Буду рад, – величественно согласился Тревор.

Аллейн еще немного поговорил с мальчиком и потом, понимая, что может пожалеть о своем решении, объявил:

– Послушай, Тревор, я хочу попросить тебя помочь мне в одном очень непростом и важном деле. Если тебе не понравится предложение, можешь не соглашаться. С другой стороны…

Он помедлил. Тревор смотрел во все глаза.

– Без вопроса нет ответа, – сказал он. – Ну, какие проблемы? Вываливайте!

Через десять минут Перегрин Джей начал запускать посетителей.

– Только предупредите их, – попросил его Аллейн, – чтобы заходили на несколько минут; составьте расписание. Пусть ждут в зале в конце коридора.

Первым вошел Уинтер Моррис и положил на поднос коробку цукатов. Затем встал в ногах кровати. Моррис был в клетчатом костюме и темно-красном галстуке. Волосы, аккуратно постриженные, вились за ушами.

– Так-так-так, – сказал он. – Стало быть, наша великая звезда поправляется. Каково это – быть знаменитым?

Тревор вяло поблагодарил, но прежде чем истекли положенные пять минут, упомянул, что его агент подаст мистеру Моррису заявление по поводу положенных выплат.

– Не стоит пока об этом беспокоиться, – заверил Уинтер Моррис, устало глядя на мальчика.

– Странно, такая слабость. – Тревор откинул голову на подушку и закрыл глаза. – Надеюсь, рано или поздно пройдет. Врачи, похоже, считают мое состояние серьезным.

Мистер Моррис сказал:

– Это реплика из конца первого акта. Но не буду тебя утомлять.

И на цыпочках удалился, опустив тяжелые веки, когда проходил мимо Аллейна.

Джереми Джонс изготовил несколько куколок – персонажей пьесы и поместил их на крохотную сцену.

– Очень оригинально, – сказал Тревор. – Пасиб, мистер Джонс. Вот вы постарались. Поставьте на поднос, пожалуйста.

Джереми оставил подношение. Тревор при этом глядел ему в лицо.

– У вас очень ловкие пальцы. Правда, мистер Джонс?

Джереми бросил на мальчика подозрительный взгляд, покраснел и обратился к Аллейну:

– Просили не задерживаться…

– Не уходите, – сказал Тревор. – Постойте.

Джереми замешкался, поглядывая одним глазом на Аллейна и явно не зная, что делать. В дверь постучал Перегрин и, увидев друга, извинился и исчез.

– Я хочу видеть мистера Джея, – заявил Тревор. – Эй! Верните его.

Джереми привел Перегрина, а сам воспользовался возможностью – и кивком Аллейна, – чтобы убраться. Перегрин, уже приносивший дары, вошел с пустыми руками.

– Слушайте! – сказал Тревор. – И чего стоит мой дублер. Он выйдет сегодня вечером?

– Все в порядке, – ответил Перегрин. – Текст знает, выступит, думаю, нормально. Можешь не волноваться.

Тревор нахмурился.

– А афиши, мистер Джей? А программки?

– Внесли изменения. «На время недомогания роль исполняет…» – ну, как обычно.

– А что в прессе? Мне не приносят газет, – слабым голосом посетовал Тревор. – Чем занят мой агент? Слушайте, мистер Джей…

– Газеты принесут, – вмешался Аллейн.

В палату вошел Чарльз Рэндом.

– Если понадоблюсь, – сказал Перегрин Аллейну, – я в коридоре.

И удалился.

Рэндом принес несколько сомнительного вида комиксов.

– С учетом твоих литературных вкусов, – сказал он Тревору. – Хотя я их не одобряю.

Тревор показал на поднос, а когда Рэндом приблизился, с лукавым видом произнес:

– Ну что вы, не стоило беспокоиться, мистер Рэндом.

Они смотрели друг на друга в упор: Рэндом осторожно и осмотрительно, а мальчик с некоторым нахальством.

– У тебя синяк на скуле, – сказал Рэндом.

– Это ерунда. Видели бы вы остальное.

– Хоть утихомиришься на время.