Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плацкарта
Так как время было праздничное, то на вокзале у кассы стояла целая толпа народа.
Женщина в большом платке с растерянным лицом стояла у кассы и, беспокойно оглядываясь, говорила:
— Господи, что как не сядешь?..
— Теперь можете быть спокойны, вагоны плацкартные, у каждого свое определенное место, можете спокойно идти и садиться. Никакой давки, никакого беспокойства.
— Получайте билет! — крикнули из окошечка. Женщина испуганно встрепенулась, точно ей крикнули, чтобы она приготовилась к судебному допросу.
— Батюшка, а это что же — другая бумажка-то?
— Вот это и есть та самая плацкарта, — сказал ей человек в теплой куртке, — раз она у тебя, то никто твоего места отбить у тебя не может. И никакой очереди не нужно. Хоть по городу иди гулять до самого отхода поезда.
Женщина с сомнением посмотрела на зеленую бумажку.
— Ой, господи, кажись, опоздали! — крикнула пробегавшая куда-то другая женщина с корзинкой. — Только полчаса до отхода, ведь говорила, раньше надо ехать! — кричала она на поспевавшего за ней малого в сапогах.
— Да что ты беспокоишься, ведь билет у тебя есть, плацкарта — тоже.
— Мало что есть, — сказала женщина с корзинкой. — А там небось очередь уж в две версты.
Женщина, стоявшая у кассы, оглянувшись испуганно на пробежавшую, подхватила свой мешок и бросилась за ней.
— Что ты как полоумная носишься! — кричали на нее со всех сторон, когда она натыкалась на людей.
— Опоздать боюсь…
— Да еще полчаса до отхода. Помереть еще успеешь, а не то что сесть.
— Батюшки, куда это такая очередь? — крикнула женщина, подбежав к последнему, стоявшему в очереди.
— На выход, на киевский поезд.
— Господи! Что ж теперь делать?!
— Становись за мной.
— А ну-ка, очередь до меня не дойдет, родимый?
— Билет есть?
— Есть… И эта самая штучка есть.
— Ну, так чего же тебе еще больше надо?
— Господи, все боишься…
— Куда вы залезли? — кричали где-то в середине очереди.
— «Куда залез»!.. Куда залез, туда и залез… Я тут уж два часа место занял. Я только на минутку в город сбегал, вот спросите у соседа…
— Сосед тут ни при чем… должна быть живая очередь. А раз вы пробегали, так и отправляйтесь в хвост. А то скажите, пожалуйста, тут, почесть, с утра стоишь, на двор не ходишь — терпишь, а он заявился в город жене гостинцев покупать.
— Правильно! — сказали в толпе. — Это я пришел бы с самого утра, стал около самой двери первым, а потом поехал на квартиру кофий с кумой пить и перед самым отходом заявился бы: «я тут стоял»…
— Да чего вы беспокоитесь, ведь поезд-то плацкартный, — сказал кто-то.
— «Плацкартный»… — повторил насмешливый голос. — Вот бы и сидел дома до самого отхода, а то зачем-то за целый час прискакал.
— Пласкартный-то он пласкартный, а ежели губы распускать будешь, то и с пласкартой с этой насидишься. Ведь на корзинке не уедешь.
Женщина в платке слушала разговоры, беспокойно оглядывалась и бледными губами беспокойно твердила:
— Не уедешь, ей-богу не уедешь. Где ж тут — такая очередь. А там окаянные все какие-то наперед проскакивают! He пускайте без очереди. Вон рыжего-то этого ушастого отгоните, что он там трется.
— Да не все ли равно… Вперед того, что полагается, не уедет…
— Вам, конечно, все равно… стал вперед всех, беспокоиться нечего.
— Товарищ милиционер, скажите, чтобы очередь лучше соблюдали! — раздались голоса, когда в зал вокзала вошел милиционер.
— Какая же вам очередь, ведь поезд-то плацкартный, — сказал недовольно милиционер. — Чего вы выстроились?
— Прежде всегда в очередь становились, — сказал чей-то голос.
— Мозги-то у тебя работают или нет? — сказал милиционер. — Что же ты будешь в очереди стоять, когда все равно твоего места никто не захватит, раз у тебя плацкарта.
Все замолчали. А когда милиционер отошел, сразу голосов десять закричали:
— Что же вы расстроили очередь-то! Куда вы лезете! У нас тут живая очередь.
— Он гостинцы ходил покупать…
— Господи, и отчего ж это порядку нет! Ведь измучаешься, покуда доедешь! Часа два тут стою, все бока отмяли.
— И отомнут…
— Какой же тут порядок может быть: пошел этот милиционер, посмотрел, видит, что безобразие, а не очередь, и как будто не его дело.
— А тут стоишь, почесть, с самого утра.
— Нет. нету порядка, — сказал какой-то человек с плетеным кошелем за спиной. — Когда я в германском плену был, то-то любо было посмотреть: ни давки, ни спешки, ни тесноты. А у нас все не могут добиться порядка. Начальство наше ни к черту не годится. Пришел, посмотрел и ушел.
— Организация плохая, вот и не могут. Ведь это что творится! Тут и в дверь-то не проскочишь, а не то что…
— Да, вот вам и плацкарта.
— Какие поумней, те с самого утра очередь захватили.
Вдруг вся очередь вздрогнула. Все схватились за свои мешки и впились глазами в какого-то проходившего к выходной на платформу двери человека в железнодорожной форме.
— Нет, еще звонка не было, — сказал кто-то, переведя дух и успокоенно опуская на пол мешок. — Еще пять минут.
Все поглядывали на круглые, освещенные изнутри часы с таким запуганным видом, как будто ждали землетрясения.
— Матушка, отпирают! — раздался чей-то испуганный голос с таким выражением, как будто говорил: «Убивают, спасайтесь на платформу!»
Вся лавина пассажиров ринулась к выходу.
— Родненькие! Что ж это делается?!
— А тебя куда черт нес, сидела бы дома или на лошади бы ехала!
Над толпой стояли вопли, как будто все пошли врукопашную. А стоявшие сзади бросили свои места и, подхватив под мышки свои корзины и мешки, неслись к месту свалки, как будто поспевая на выручку.
— Никакого порядка! Что за безобразие, вы мне всю полу оторвали! — кричал человек в меховой шубе, вырывая свою полу, которую, точно в какую-то машину, утянуло в дверь за толпой.
— Ну почему ж в Германии-то порядок, там ведь все поезда с плацкартами? — сказал человек, бывший в германском плену.
— Значит, там плацкарты какие-нибудь другие.
Загадка
В пригородной слободе был праздник, и народ толпился на улице.
Вдруг кто-то закричал:
— Глядите, что делается-то!
Все бросились к крайнему сараю и увидели, что на лугу, около лесочка, с остервенением возятся два человека. Они то падали, то вскакивали на ноги и били друг друга, причем один кричал, а другой бил молча. Видимо, один нападал на другого.
— Что за притча? — сказал