– Я понимаю, господин, – поклонился Токого.

Всадник что-то крикнул по-дарийски. Степняки развернули коней.

Военачальники по одному покидали шатер великого рекса. Совет окончен и теперь, наконец, можно предаться короткому заслуженному отдыху. Еще будучи конунгом одного из степных племен, молодой Бьерн по совету Бусо Сакуро завел порядок, когда предводители отрядов на другое утро после боя собирались, чтобы тщательно обсудить прошедшую схватку, разобраться в своих и чужих ошибках.

В целом степной повелитель был доволен результатами вчерашней битвы. Тем не менее он внимательно выслушал всех, по обычаю начиная с самых младших – командиров тысяч. Поначалу тонганам, присоединившимся к войску дарийцев, казались варварством споры и гневные перепалки в присутствии правителя. Между тем рекс спокойно пил чай, лишь иногда задавая наводящие и уточняющие вопросы.

Сам он всегда говорил последним, и тогда становилось понятно, что Бьерн внимательно слушал каждого и делал выводы о его воинских талантах. Быстро разобравшись в этом, тонгане перестали робеть и стали более откровенно высказываться о недостатках боевых действий войск.

– Приходи обедать, брат Сакуро, – пригласил Рекс, вставая с золоченого трона. – Хошар приготовит рис с жеребятиной, помнишь, как ты уплетал его на озере Альброн?

Тонганин улыбнулся.

– Сочту за четь разделить с тобой трапезу, мой рекс.

Он вышел из шатра и столкнулся с сыном. Молодой воин выглядел озабоченным.

– Что случилось, Гасиго-сей?

– Мой господин, – поклонился воин. – Утром мы взяли в плен барона Токого из сегуната Хайдаро. Он очень хочет тебя видеть.

Сакуро поднял брови.

– Он из наших? У него есть пайцза?

– Нет, мой господин, – покачал головой Гасиго. – Он говорит что-то о бое у Нагаси и о каком-то воине Гатомо.

– Где он? – Сакуро оглянулся.

– Он ранен, и я оставил барона и его людей вместе с другими пленными.

– Пусть его сейчас же принесут в мой шатер, – распорядился отец. – И ты приходи.

Двое воинов осторожно внесли носилки с раненым. Сакуро посмотрел на сына и кивнул на широкую лавку.

Выпроводив лишних свидетелей, он взял табурет и, присев, спросил:

– Что ты хотел мне рассказать, Токого-сей?

Раненый облизал пересохшие губы.

– Воды, мой господин Сакуро.

По знаку отца Гасиго поднес барону чашку с холодной водой. Тот сделал несколько глотков и удовлетворенно кивнул.

– Я слышал от Одо Гатомо о том, что произошло неподалеку от крепости Нагаси в самом конце войны, – заговорил барон.

– Значит, он нарушил клятву? – презрительно скривил губы Сакуро.

– Это не совсем так, – возразил барон. – Гатомо совершил уцью.

– Ого! – вскинул брови Сакуро.

И Токого заговорил. По ходу его рассказа старый военачальник все больше и больше хмурился, потом не выдержал и стал ходить по шатру.

– Когда ты был в Канаго, Ёсионо все еще была в темнице? – резко прервал он барона, который уже начал повторяться.

– Да, мой господин. Но её собирались везти в столицу. Если ты позволишь, я могу написать письмо моей сестре. Она сообщит, если ее уже увезли.

– А кто она?

– Жена Первого всадника сегуната.

– Мусасибо Айоро?

– Да.

– Мы нашли его тело, – вступил в разговор Гасиго. – Храбрый воин. Он до конца защищал своего господина.

– Сегун спасся? – не удержался от вопроса барон.

– Кто из них? – чуть улыбнулся старший Сакуро.

Токого отвел глаза.

Отец взглянул на сына.

– Мы знаем, что один из сегунов заперт в замке Икуцо-фами, а второму удалось скрыться с небольшим отрядом. Это его искали те воины, что нашли вас, – сказал Гасиго. – А кто из них кто, нам пока неизвестно.

– Благодарю, мой господин, – прикрыл глаза барон.

Сакуро посмотрел на раненого.

– Ты готов служить Истинному Сыну Неба, Токого-сей?

– Сначала мне нужно поправиться, мой господин, и уже только потом я решу…

– Все ясно, – Сакуро остановился и внимательно посмотрел на барона. Тот с трудом выдержал этот пронзительный взгляд.

– Я пришлю к тебе лекаря, Токого-сей, а о твоей сестре мы, возможно, поговорим позже.

Он отступил в глубь шатра. Гасиго позвал воинов, и те вынесли носилки с бароном.

Сын пристально посмотрел на озабоченного отца. Тот стоял на одном месте, глядя невидящими глазами в полотняную стену шатра. Гасиго еще немного потоптался, не решаясь прервать его размышления.

– Надо поставить в известность рекса, – наконец сказал Сакуро и посмотрел на сына. – Если он позволит, у тебя будет важное задание.

– Я готов, мой господин, – поклонился Гасиго.

В молодости Бьерн всегда приглашал разделить с ним трапезу друзей, знакомых или гостей. Но сейчас, когда начались проблемы со здоровьем, рекс предпочитал обедать в одиночестве или в компании самых близких людей.

Сакуро быстро прошел мимо застывших каменными изваяниями нирдманнов в глубь шатра, где за перегородкой располагались личные покои степного владыки.

Старая служанка, тонганка, почти тридцать лет назад попавшая в степь рабыней и служившая еще отцу Бьерна, накрывала на стол. Сам рекс полулежал на заваленном мехами ложе и, подслеповато щурясь, читал какой-то свиток. Очевидно, письмо было чрезвычайно важным. Несмотря на то что Фудзико все-таки удалось научить степного вождя грамоте, он предпочитал слушать писцов, а не портить глаза самому.

– Мой рекс, – Сакуро прижал ладонь к сердцу. Бьерн кивнул, продолжая смешно шевелить губами. – Здравствуй, Хошиах, – поприветствовал тонганин служанку.

Старушка улыбнулась сморщенным лицом.

– Здравствуй, мой господин, сегодня у нас твой любимый рис с мясом молодого жеребенка.

Сакуро улыбнулся. Эту женщину рекс давно считал членом семьи. Она делила с семьей Бьрна горести и невзгоды его бурной молодости, когда он, младший сын вождя, изгнанный из племени старшим братом, скитался по степи в поисках пристанища. И даже когда враги вырезали семью Бьерна и он остался всего лишь с двумя братьями и младшим сыном, рабыня вместе с ними бродила по степи, пока не вышли на лагерь тонгонских изгнанников.

Рекс встал и бросил письмо в жаровню с углями. Хмуро дождался, когда рисовая бумага сгорит дотла, и сел за стол. Хошиах, видя настроение господина, молча поставила перед ним деревянную миску с молочной кашей и тихо ушла за занавесь.

У Сакуро рис в горле застрял. Он давно не видел владыку таким озабоченным.