Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это суждение принципиального свойства, весьма важное для понимания творческой позиции Стивенсона и жанровой особенности романа «Потерпевшие кораблекрушение». Это роман приключений, произведение остросюжетное, с тайной и таинственными уликами, и вместе с тем это роман нравов. В заключение своих рассуждений о том, как он решил выйти из затруднения, сочетав в сюжете приключенческого романа занимательность с действительной жизнью, сделать тайну «жизненно правдоподобной», Стивенсон вспоминает о Диккенсе.«…Ведь к этому приему, — сказано в эпилоге, — прибегал в своих поздних романах Чарлз Диккенс, хотя, конечно, результаты, которых он достигал с его помощью, увы, сильно отличаются от того, чего удалось добиться нам». Личное местоимение первого лица множественного числа употреблено здесь потому, что историю жизни Лаудена Додда, главного персонажа романа «Потерпевшие кораблекрушение», будто бы оформили и опубликовали два автора.
На титульном листе романа стояли два имени. «Потерпевшие кораблекрушение» Стивенсон выпустил в соавторстве со своим пасынком Ллойдом Осборном. Но что означает подобное соавторство? Как могло сложиться сотрудничество прославленного писателя с ничем особенно не выделявшимся и еще очень молодым человеком? Еще при жизни отчима Ллойд Осборн опубликовал самостоятельно один рассказ, а потом, когда Стивенсона уже не было, он напечатал несколько романов, новеллы и пьесы. Так что имеется возможность объективно оценить его данные — весьма средние. В самом деле, что-либо значительное подсказать Стивенсону Ллойд был едва ли способен. Его соавторство хотя и не являлось мистификацией, но в то же время не было действительным. Оно формально: приобщая Ллойда к своей работе, поставив его имя рядом со своим на обложке, Стивенсон обеспечивал за ним в дальнейшем авторские права.
В эпилоге «Потерпевших кораблекрушение» это произведение охарактеризовано как «отражающее варварские нравы и сомнительную мораль, где все сводится к погоне за деньгами и чуть ли не на каждой странице звенят доллары; где нашла отражение беспокойная суета нашего века; где читатель переносится с континента на континент, с моря на море, так что эта книга не столько роман, сколько панорама, и где конец обагрен кровью…»
Уже в ранние годы Стивенсона занимала проблема усложненного характера, душевные противоречия и контрасты. Сразу и невольно обратил на себя внимание одноногий корабельный повар Джон Сильвер — значительная фигура в «Острове сокровищ» и в ряду самых ярких характеров, созданных Стивенсоном. Этот персонаж остается в памяти и будоражит воображение своей незаурядностью. Джон Сильвер коварен, злобен, жесток, но также умен, хитер, энергичен, ловок. Его психологический портрет сложен и противоречив, однако убедителен. Невозможно облечь в риторические формулы отвлеченной морали подобную двойственность живого характера. Глубочайший интерес к нравственной сущности человека рано возник у Стивенсона, сохранился на всю жизнь и отчетливо проявляет себя в романе «Потерпевшие кораблекрушение». Его ведущие персонажи Лауден Додд, Джим Пинкертон, Норрис Картью подвергаются не только физическим, но и нравственным испытаниям. Проходит жестокую проверку их способность преодолевать жизненные трудности в сложных и экстремальных условиях, а также их чувства и представления о чести, достоинстве, совести, дружбе. Семейное воспитание, в котором верховодит спесь или бизнес, или и то и другое, общественные нравы, подчиненные власти денег, погоня за наживой искажают их духовный облик, мешают проявлению природных склонностей и профессионального призвания, коверкают их судьбы. И в этом романе заметны причудливые противоречивые характеры, не столь яркие, как Джон Сильвер, но все же убедительно очерченные. Стоит приглядеться хотя бы к мистеру Бэллерсу, к этому несчастному существу, которое вызывает и жалость, и сочувствие, и отвращение.
Исследователи Стивенсона обратили внимание на то, что наиболее крупные свои произведения, созданные во время океанских странствий и жизни на Самоа, он написал о Шотландии, своей родине. «Потерпевшие кораблекрушение» — книга, в сущности, автобиографическая. Сквозь все приключения, описанные в романе, проступает схема сознания автора и вырисовывается чуть смещенная, но в принципе выдержанная география его судьбы: Эдинбург, Париж, Сан-Франциско, Маркизские острова, Самоа… На страницах романа эти названия появляются несколько в иной последовательности, как и герой книги Лауден Додд, по крови шотландец, но по рождению американец. Все-таки шотландец — это, конечно, не случайно и существенно, а главное, ведь и другой персонаж, Джим Пинкертон, американец, однако по-настоящему американец, и сразу видна разница между ними: это Стивенсон через Лаудена Додда вновь и вновь затрагивает столь важную для него самого проблему расставания с родиной, соприкосновения с американской психологией и особенно проблему призвания.
Так что же, если фигура Лаудена — символ, то, стало быть, сам автор — «потерпевший крушение»? Прямолинейно, разумеется, нельзя судить, но, безусловно, в книге много суровых авторских признаний и даже приговоров Стивенсона самому себе.
«В юности я был во всем привержен идеалам своего поколения», — говорит Лауден Додд, разумея молодежь интеллигентную, творческую, мечтавшую об успехах в искусстве, о высоком артистизме, о независимости духовной и материальной. Со временем рамки профессионализма, хотя бы истинно творческого и безупречного, кажутся ему слишком узкими. «Те, кто трудится в кабинетах и мастерских, возможно, умеют создавать прекрасные картины или увлекательные романы, но им не следует позволять себе судить об истинном предназначении человека, ибо об этом они ничего не знают». Трудно не увидеть тут же, что в устах недоучившегося дилетанта и неудачливого дельца, каким обрисован в романе Лауден Додд, подобные суждения звучат малоестественно. Тем заметнее, что это передано Лаудену Стивенсоном от себя. Однако Лауден продолжает: «Если бы я мог, то захватил бы с собой на остров Мидуэй всех писателей и художников моего времени. Я хотел бы, чтобы они испытали все то, что пришлось испытать мне: бесконечные дни разочарования, жары, непрерывного труда, бесконечные ночи, когда болит все тело и все-таки ты погружаешься в глубокий сон, вызванный физическим утомлением. Я хотел бы, чтобы они услышали… пронзительные крики бесчисленных морских птиц, а главное, испытали бы это чувство отрезанности от всего мира, от всей современной жизни — здесь, на острове, день начинался не с появления утренних газет, а с восхода солнца…» Как видно, Стивенсон через посредство своего героя прописывает своим коллегам-литераторам рецепт, им на собственном опыте испробованный.
Стивенсон четко представлял себе проблему: писатель и жизнь, творец и материал его труда в эпоху, когда литературное творчество окончательно и полностью сделалось профессией,