Именно эту роту он и вел сейчас через горы, направляясь к русской дивизии, стоявшей у озера Пресба. И единственная дорога, ведущая туда, пролегала через 1800-метровый перевал Писодери. Начало, как уже было сказано, оказалось удачным. Но выше лежал снег, и узенькая, извилистая тропа обледенела. Лобанов-Ростовский услышал позади себя крики и, обернувшись, увидел, как одна повозка, запряженная лошадьми, соскользнула вниз и свалилась с обрыва. Когда они добрались до обломков, одна лошадь уже погибла. Вторую он сам вынужден был пристрелить. Через какое-то время тропа сделалась столь крутой, что изнуренные лошади не могли идти дальше, и солдатам самим пришлось тащить повозки, продвигаясь вверх, метр за метром. Семьдесят мулов, нагруженных телеграфным оборудованием, справлялись лучше. Но у них не было навыка подобного восхождения, и двое из них все-таки скатились вниз. Время шло, и рота растянулась в длинную, тонкую нить солдат, повозок и вьючных животных, которые медленно карабкались вверх, к перевалу.

После обеда пошел снег. Они еще не миновали перевал. Лобанов-Ростовский верхом на коне патрулирует растянувшуюся колонну. К шести часам вечера они добираются до вершины. Уже смеркается. Он видит, как на заснеженном поле у дороги солдат пытается заставить своего мула сдвинуться с места. Несмотря на все его усилия, упрямое животное стоит на месте. Лобанов-Ростовский говорит солдату, что подождет рядом с мулом, а солдат пусть идет за подмогой.

Лобанов-Ростовский все ждет и ждет. Но никто так и не приходит. Что случилось? Они что, решили бросить его? Или не могут его найти в сумерках и снегопаде? И что ему теперь делать? Для Лобанова-Ростовского этот год стал годом разочарований и неудач, но сегодняшний день — хуже не бывает:

Наконец он услышал в темноте голоса и откликнулся. Это были отставшие от колонны солдаты со своими повозками. Они помогли ему с мулом. Около двух часов ночи последняя повозка миновала горный перевал.

178.

Среда, 5 декабря 1917 года

Паоло Монелли взят в плен на Кастельгомберто

Еще вчера он почувствовал, что конец близок. Единственный и бесповоротный. Еще не известно, чем закончится это сражение, но надежда на счастливый исход тает с каждым часом. После ураганного огня, после газовой атаки, после угрозы окружения, провалившегося контрнаступления, после беспорядочного ближнего боя Монелли и его рота отступили и заняли позиции несколько ниже, в лесу на Кастельгомберто. Но с восходом солнца австрийские ударные группы атакуют и это место. “Настал час. Час, который я предвидел, пусть против своей воли, с самого первого дня на войне. Словно все прошлое, с его борьбой, страданиями и усилиями, сосредоточилось в одном решающем трагическом мгновении”.

Холодно, снежно, темно. Монелли и его солдаты мерзнут, они проголодались, хотят пить. Вчера им пришлось так поспешно отступать, что они не успели ни поесть то, что уже было приготовлено, ни взять припасы с собой. Страх и неопределенность велики. Они не знают, с какой стороны враг. Монелли посылает патруль, чтобы связаться со своими войсками, которые должны/могут находиться слева, но патруль не возвращается. Спать не придется. У них есть гранатомет, и они стреляют вслепую в темноту. У них десять ящиков снарядов, и они хотят скорее покончить с ними, прежде чем начнется новое наступление. А кроме того, почему это враг должен спокойно себе почивать, в то время как они не спят?

Светает. Едва рассвело, как австрийские пулеметы начали обстреливать их позиции. Потом пошли в ход гранаты. Все заволокло дымом. Он ест глаза и уши. Положение становится безнадежным. Положение уже безнадежно. Рота истаяла, голодна и почти безоружна.

Они сдаются. Австрийские солдаты окружают их.

Монелли достает свой револьвер, бросает его на землю, видит, как тот катится с обрыва. И в это мгновение он ощущает только горечь: тридцать месяцев войны — и вот итог. Он видит, как многие его солдаты плачут. Слышит, как один из них воскликнул: “Что скажет мама!”

179.

Четверг, 20 декабря 1917 года

Пал Келемен восторгается батальоном боснийцев в Падерно

Крупное наступление под Капоретто завершилось. Наступила зима, и закаленные немецкие дивизии отправились испытывать свою тактику инфильтрации[259] на других жертвах. Вместе с тем на подмогу к обессилевшим итальянцам прибыли французские и британские подкрепления. Фронт застыл вдоль реки Пьяве.

В этот день Пал Келемен встречает батальон боснийских мусульман. Они, как и мусульманские колониальные войска на службе у французов, являлись элитными соединениями. Их посылали на самые сложные задания. Городской утонченный житель, Пал Келемен удивленно взирал на эти во многом чуждые ему существа. Его пугал их воинственный пыл. На что они рассчитывали в этой войне? Австро-Венгрия аннексировала Боснию в 1908 году. Келемен полагает, что часть старых боснийцев, которые сейчас предстали его взору, должна была бы “оказывать сопротивление той власти, которой они теперь верно служат”. Но невольно он восхищается ими:

♦

В этот же день Паоло Монелли добирается до места назначения, старинной крепости в Зальцбурге, где размещается лагерь для военнопленных. Путь занял почти две недели, он брел в колонне усталых, деморализованных военнопленных, в драной форме, с истершимися наградами и знаками различия. Иногда они дрались из-за еды, иногда вспыхивали ссоры, когда некоторые солдаты пользовались послаблениями, чтобы нарушить дисциплину и наброситься на своих же офицеров. Многие радовались тому, что война для них кончилась, и не скрывали этого. Но Монелли не мог не заметить, что у противника-триумфатора есть серьезные проблемы: многие австро-венгерские солдаты, стоявшие на обочине и с довольным видом созерцавшие колонну военнопленных, выглядят истощенными от недоедания. (Кроме того, у врага была отчаянная нехватка людей: среди солдат попадались горбуны и даже один карлик.)