мной, понимает красоту того, что Серж написал для меня, что у меня очень сильный голос. Спросила, как Сержу удавалось написать за ночь две песни? О, как я была счастлива!

Я во Флоранже. До полуночи отбирали с Габ фотографии. Очень хорошие отзывы о Via Japan[331] в «Экспрессе». Мне приятно. Забыла волшебный зонт Фила. Шарлотта приглашена на роль ведущей в Канны на вручение «Пальмовой ветви», она будет несравненна. Лу в Люксембурге, а Кейт фотографирует Карлу Бруни. Явился Саркози, и ей пришлось принять две таблетки лексомила!

* * *

Май, Бейрут, «Часовой»

Встреча с Важди через два часа, я слаба из-за кортизона, химии и того, что долго говорила по телефону, много часов на нервах.

Увидеть Важди среди его соплеменников, в его стране… дух захватывает.

Приняла кортизон, ванну – хей-хо! В холле меня ждал Важди, мы отправились осматривать место завтрашнего выступления. Современное здание на главной дороге; довольно тревожно, все равно что выступать на Кенсингтон-Хай-стрит или на улице Линне. Я получила несколько указаний от режиссера, буду петь, переходя улицу. Важди поставит шум дорожной пробки, который он записал, часть выступления будет из «Дездемоны», потом снова дорожный шум, а после – «Часовой».

«Дездемона», «Часовой». В этот же час вчера вечером я была на своей скале. «Часовой» закончился в 23 часа. В 21 час я переходила дорогу с помощью солдат с детскими лицами, которые были такими неловкими. Я была в своем синем платье поверх майки Шарлотты, грим на моем лице был черно-белым. Я услышала свой голос и зарегистрированные шумы и вышла к публике в свете прожекторов. Важди закончил, я начала, мой голос был слишком сильным, во время репетиции получалось лучше и более волнующе, но я встала на колени, обращаясь к своей собаке и женщине, которую я приметила в публике. Важди объяснил, что я потеряла своего любимого и была во власти слов. Я поднялась с колен, когда хор маленьких ливанок принялся петь, наш гитарист был на месте, я завела «Часового» со страстью, яростно, выйдя на авансцену, делая неловкие жесты, чтобы придать себе значимости; я пыталась припомнить, что мне говорил Шеро: твои руки – как кулаки, поднятые к свету; я начала петь «Столько всего накопилось в душе, от чего хочется плакать», страх охватил меня, я боялась испортить первые строчки, но все получилось. Затем «Нынче я часовой». Голос с минарета зазвучал, когда я пела «Моих современников». Красота Бейрута, тишина дороги, чьи-то голоса… Я улыбалась, когда шептала: «Самые нежные слова тем, кто ждет своего часа, чтобы родиться». Я знала, что я сильная, что мне все подвластно. Важди был доволен. Я сделала это! Кончено…

* * *

Авиценна

Я в отделении интенсивной терапии. В других отделениях не было места. Те, кто приходит навестить меня, похожи на призраки – они в масках и халатах цвета стрекозы. Как мы смеялись с Кейт и Ури! Я боюсь оставаться здесь на неделю. Леви меня напичкал кортизоном, а завтра утром мне введут лекарство. Леви от меня не отходит, даже ночью. Моя дорогая Габ привела меня и осталась со мной, она оплатила мне телевидение и взяла на себя всю организационную часть. Я вся желтая, у меня желтуха, как у Шарлотты, когда она родилась. Моя кожа оранжевого цвета, глаза желтые, такой странный цвет уже недели окрашивает мою внешность. Они не могут переливать мне кровь, даже если количество кровяных телец и падает. Лечение будет длиться двенадцать недель, но выйти отсюда я должна в четверг, каждый понедельник придется являться для анализов и подкожных инъекций. Программа лечения очень сложная, но все будет хорошо… Кейт и Ури в курсе, Шарлотта, очевидно, тоже, но Лу в Нью-Йорке, и я не могу беспокоить ее, когда она так далеко. Кейт считает, что она обидится, поэтому я послала ей сообщение «Целую и позвоню завтра», так она будет в курсе.

Только в 11 часов я приняла свой кортизон. И сделала упражнения, чтобы разгладилось лицо. Анализ крови. Селезенка разбухла и выперла на 4 сантиметра.

Черт! Жак в больнице с подозрением на рецидив. Горло. Бедная, бедная Лу. Я только что говорила с ней по телефону и сказала ей: «Ни один из твоих родителей не может считаться здоровым». Молюсь изо всех сил, чтобы Жак поправился.

Отменю все эти адские интервью в связи с гастролями, поскольку мне сказали, что мое состояние ухудшилось со вчерашнего дня. Результаты анализов крови плохие.

Звонил Глюзман, концерты в Греции отменены. Леви говорит, что слишком жарко, сорок градусов. Глюзман и Леви договорятся о возможном продолжении гастролей. У меня три недели, чтобы почувствовать себя лучше перед концертом в Ла-Сигаль.

* * *

Я познакомилась с доктором Леви в больнице Святого Людовика. Она находилась недалеко от нашего дома, а когда его с повышением перевели в больницу Авиценны в Бобиньи, он порекомендовал мне врача, который был назначен на его место в Святом Людовике. Но мне хотелось продолжать лечение у него и у Флоранс Сенбалиста, и я ни разу не пожалела об этом выборе. Они спасли мне жизнь, в огромной клинике Авиценны я была под опекой врачей и медсестер, и за пятнадцать лет ни один не выдал меня прессе. Скромные, у них у всех, включая обслуживающий персонал, есть чувство чести, они стали для меня второй семьей. Иной раз я проводила больше времени в Бобиньи, чем дома в Пятом округе. Здесь я публикую несколько отрывков, но на самом деле, с тех пор как у меня была обнаружена лейкемия, я побывала на всех этажах Авиценны, в более или менее хорошем состоянии, зная, что, если я или Габриэль вовремя поймаем такси и поднимемся на четвертый этаж, я буду спасена.

* * *

Лувр в больнице

Хотелось бы связаться с Лувром, чтобы спросить, сколько стоит сделать фотокопии с произведений искусства, но не дорогие в роскошных рамах, а простые, чтобы развесить их в коридорах и на дверях палат. Можно опросить больных, какие произведения им по душе, и менять их каждую неделю. Можно было бы пригласить искусствоведов, чтобы они рассказали желающим об этих произведениях. Жан Филипп, мой ночной медбрат, сказал, что некоторым старикам это страшно понравилось бы. Все было бы по желанию, никому ничего не стали бы навязывать. Лувр мог бы использовать это как рекламный ход, но сделал бы все бесплатно. И медикам было бы веселее. Большинство пациентов Авиценны считают, что в их состоянии немыслимо пойти в Лувр, а так Лувр сам бы пришел к ним. Искусство поднимает настроение. Познавая новое, чувствуешь себя лучше. Лувру или любому другому музею стоит подумать об