Петропавловская крепость – сердце Санкт-Петербурга.

Историк начал перечислять, загибая пальцы. Пётр строит корабли и морскую базу Кронштадт на острове неподалёку. Победоносная война со шведами продолжается. Иногда приходится отвлекаться на турок, но в основном воюют за Прибалтику. Брюс участвует в сражениях и командует всей русской артиллерией. А ещё издаёт знаменитый Брюсов календарь и возглавляет печатное дело: на всех книгах указывается, что их печатают под надзором Брюса…

Выслушав Мунина, Ева кивнула и снова обратилась к папке:

– Теперь к чему всё пришло.

1710 год: Пётр подгоняет строительство Петербурга, на котором ежегодно трудятся по двадцать – тридцать тысяч человек, и проводит здесь так много времени, что придворные вынуждены тоже осваивать невские берега. У чиновников нет выбора – они должны быть рядом с государем.

1711 год: Брюс объявляет о находке «Повести временных лет», назначает Татищева её переводить для будущей «Русской истории» и, видимо, вносит в текст свои правки. Иностранные посольства, проклиная всё на свете, начинают перебираться из уютной насиженной Москвы в малопригодный для жизни Петербург. Здесь же Пётр учреждает Сенат и сосредоточивает государственное управление. Петербург становится столицей России де-факто, без всяких официальных указов. Де-юре это невозможно: земли между Балтикой и Ладогой ещё десять лет продолжают оставаться шведскими…

– Очень странное решение про столицу, – обронила Ева.

Одинцов, который неделю назад уже выслушал отповедь Мунина по этому поводу, предпочёл промолчать. К американке историк проявил снисхождение:

– Просто другая, не самая обычная государственно-культурная модель. Размещение столицы, по сути, за пределами страны – это декларация, обращённая к Европе.

– Очень странно, – повторила Ева, – зато эффективно.

1712 год: в Петербург переезжает весь царский двор. Следом – послы Англии, Голландии и других важнейших государств, дотянувшие до последнего момента. Москва окончательно утрачивает столичные функции. Отныне Санкт-Петербург – признанная столица России.

– Всего неделю назад ты говорила, что не знаешь русской истории… – Одинцов с любопытством смотрел на Еву.

– У меня была целая неделя, – ответила она, сделав упор на слово «целая», и похлопала ладонью по обложке папки Urbi et Orbi. – А ещё много данных. Я анализировала.

По мнению Евы, исправления-маркеры Брюса позволяли связать многие нити, которые тянулись в Петербург с Запада и с Востока. А в узле оказывался Андрей Первозванный, имя которого американка, даже говоря по-русски, произносила на привычный лад – Эндрю.

– Имя вроде на слуху, но если на него всё завязано, хотелось бы справку для двоечников, – попросил Одинцов.

Ева не возражала, и Мунин рассказал про юного рыбака, который первым признал Иисуса, – потому он и Первозванный. Его еврейского имени не сохранилось: бóльшую часть жизни апостол провёл в краях, где говорили по-гречески и называли его Андреем.

Скромный городок Византий стал центром епископства Андрея Первозванного, который проповедовал между двумя морями – Чёрным и Средиземным. Византий постепенно превращался в центр восточного христианства. Проповедник же через тридцать лет миссионерской деятельности, по легенде, принял смерть на кресте, поставленном наискось – буквой «Х».

Андреевский крест на знаке ордена Андрея Первозванного.

Ещё три столетия спустя, когда Византий уже был Константинополем – вторым Римом и столицей новой империи, – монахи тайком вывезли по морю мощи Андрея. Корабль, обошедший Европу, потерпел крушение у берегов Шотландии. Тамошние христиане посчитали это знаком свыше и тысячу лет поклонялись мощам, обращая в новую религию племена скоттов и пиктов. А шотландский король Брюс провозгласил Андрея Первозванного небесным покровителем своей страны и поместил косой Андреевский крест на государственном флаге.

– Потомок того короля Яков Брюс научил Петра Первого сделать то же самое, – продолжила Ева. – И ещё у русских появился орден Эндрю. Связь очевидна.

– Считать Андрея Первозванного покровителем на Руси начали гораздо раньше, – возразил Мунин.

– Покровителей много, – сказала Ева. – Маркер выделяет одного из всех.

На протяжении рассказа её шоколадные руки порхали в воздухе и пальцы сплетались, изображая узлы на ниточках, которые вели к Петербургу и Эндрю-Андрею.

В «Повести…» сказано, что русские восприняли христианство не от римлян, а именно от византийцев, и это важно: Андрей Первозванный – основатель византийской церкви, заслуживающий особого почтения.

В «Повести…» сказано, что христианство узаконил потомок Рюрика, и это тоже важно. Древность рода всегда в почёте, а «Повесть…» утверждает, что княжеская власть на Руси – современница королевских домов Европы. Рюриковичи правили семьсот пятьдесят лет, но и династия Романовых, к которой принадлежал Пётр Первый, состояла в родстве с Рюриковичами – об этом сказано в исследовании Мунина. А ещё важно, что Яков Брюс был потомком шотландского короля, который тоже Рюрикович.

– Это как это? – удивился Одинцов.

– Доказанный факт, – невозмутимо заявила Ева. – В нашей лаборатории исследовали ДНК потомков Рюрика. Очень большой список: политики, актёры, писатели… Следы генетической мутации невозможно подделать. Это маркеры. Король Брюс потомок Рюрика через Россию.

Мунин хлопнул себя по лбу:

– Я должен был сам сообразить! Король Брюс происходил от Гуго Капети́нга, сына французской королевы Анны. Эта Анна – дочь Ярослава Мудрого и внучка Владимира, который крестил Русь, а Владимир – правнук Рюрика.

– Значит, что мы имеем? – задумчиво сказал Одинцов. – Через «Повесть временных лет» Брюс как потомок Рюрика обосновал особенное внимание к Андрею Первозванному со стороны Петра, другого потомка Рюрика. И вообще Брюс обозначил важность Андрея для России. Закрепил это флагом и орденом, а ещё начал строить новую столицу России имени царя.

– Пётр Первый не имеет отношения к названию, – пробурчал раздосадованный Мунин. – Санкт-Питер-бурх – это по-голландски Город Святого Петра. Апостол Пётр был старшим братом апостола Андрея.

– Ещё один маркер? – усмехнулся Одинцов. – Чего тогда сразу не назвали городом Святого Андрея?.. Ладно, связи с Ковчегом всё равно пока не видать, а время позднее. Мы Книжнику обещали за завтрашний день горы свернуть. Давайте ложиться. Утро вечера мудренее.

Ева не стала возражать, но Мунин, только взявшийся за макбук, возмутился:

– Как можно спать после всего этого?!

– Уснёшь, как ребёнок, за пару минут, – пообещал Одинцов. – Давай-давай, откладывай игрушку свою. Есть такой способ «четыре-семь-восемь». Медленно вдыхаешь на четыре счёта. Потом на семь счётов задерживаешь дыхание…