– В усадьбе сохранилось что-нибудь? – спросил Одинцов.

– Не-а, – помотал головой Мунин. – Львов увезли в Новгород, они в тамошнем кремле стоят, а так – что-то после революции разрушили, остальное сгорело во время войны.

Ева отвлеклась от тарелки:

– Какой войны?

– Ты в России, – Одинцов строго посмотрел на американку. – Если тебе не сказали название войны, значит, речь о Великой Отечественной. Она у нас главная была, с Гитлером. Тысяча девятьсот сорок первый – тысяча девятьсот сорок пятый. А революция соответственно Октябрьская, семнадцатый год… Давайте-ка вот что. Давайте в Старую Ладогу махнём. Старичок наш всё равно ещё спит, а мы помозгуем на свежем воздухе, проветримся – и к обеду назад. Как раз аппетит нагуляем.

– Мы с тобой в прошлый раз толком ничего не посмотрели, – сказал он Мунину. – Надо бы свежим глазом, особенно с учётом новой информации. Глядишь, и вдохновение придёт.

Историк возражать не стал, Ева тем более: до сих пор она вообще только слышала про убежище Вараксы. Троица поспешила расправиться с завтраком, и скоро водитель «мерседеса» уже выруливал с Каменного острова в сторону Мурманского шоссе.

– Как думаешь, – Одинцов обернулся к Мунину, сидевшему с Евой на заднем сиденье. – Про Андрея Первозванного в бане тоже Брюс придумал или всё-таки Нестор?

Мунин пустился в рассуждения, которые прервала Ева:

– Совсем не важно. Главное, что маркер показывает связь Андрея с географией.

– Важно! – Одинцов продолжил наседать на историка. – Ты говорил, что про путешествие апостола на Волхов только в «Повести…» сказано и больше нигде. Выкладывай подробности, пока едем.

Уговаривать Мунина не пришлось. Начал он, как водится, издалека и рассказывал обстоятельно.

Слово апостол означает «посланец». На праздник обретения Торы двенадцать учеников Иисуса и семьдесят приверженцев получили в дар свыше умение говорить на иностранных языках. Они стали апостолами – посланцами, несущими учение назареян другим народам. Словом христиане их назвали позже, в Антиохии: там последователи апостола Павла проповедовали веру в Мессию, который по-гречески – Хри́стос.

Апостолы покидали родную землю Израиля и отправлялись в разные концы света – каждый к тому народу, чей язык он теперь знал. Андрею выпало служение на берегах Чёрного и Мраморного морей, где сейчас Турция, Румыния, Болгария и страны бывшей Югославии. И ещё досталась ему Великая Скифия – то есть нынешняя Украина и часть европейской России.

Тридцать лет Андрей ходил в те края. А спустя восемь веков, уже во времена Рюрика, византийский монах Епифаний повторил маршруты апостола. Он не стал ничего выдумывать о местах, где побывать не удалось. Зато там, куда добрался, Епифаний собрал письменные и устные предания, систематизировал, выбросил откровенную фантастику – и создал «Житие Андрея», в общей сложности тоже потратив тридцать лет.

– Неслабая работёнка, – оценил Одинцов.

Мунин сформулировал иначе:

– Выдающееся историко-географическое исследование! Очень подробное и документальное – даже по сегодняшним меркам.

В «Житии» сказано, что апостол Андрей совершил из Иерусалима три больших путешествия через множество городов, и в третьем походе добрался до Крыма, посетив Корсунь. По мнению Епифания, оттуда Андрей пошёл в Византий, где поставил епископа из числа своих спутников, а потом в Патры, где его распяли на косом кресте.

– Корсунь – это где князь Владимир стал христианином, – негромко сказала самой себе Ева и сделала заметку в мобильном телефоне, а Мунин продолжал:

– «Повесть…» появилась через двести пятьдесят лет после «Жития Андрея». И в ней написано, что из Корсуни апостол ещё успел сходить на север, к Волхову.

Одинцов присвистнул:

– Не ближний свет! Это ж сколько времени он угрохал? То есть три путешествия за тридцать лет – выходит, по десять лет на каждое. Можно много чего успеть, но всё-таки где Волхов, а где Византий… Это же Стамбул сейчас?

– Я вам больше скажу, – историк торжествовал. – Если верить «Повести…», Андрей с Волхова отправился в Рим, рассказал Петру про путешествие и про баню, и только после этого попал в Византий! Огромный крюк через всю Европу – непонятно зачем. И почему-то про этот крюк не сказано у Епифания.

– Епифаний писал только про места, где визитировал сам, – напомнила Ева, – ты сам говорил. Может, он боялся идти сюда.

– Даже если так, никто не мешал ему проверить хотя бы часть маршрута от Ладоги до Рима и от Рима до Византия, – возразил Мунин. – А он почему-то этим пренебрёг. Странно.

– Ну да… – Одинцов прикинул современную географию похода, чертя пальцем в воздухе квадрат. – Это если из Крыма на север к Волхову, потом по Волхову в Ладогу, по Неве в Балтику, морем на запад мимо Польши до Германии, по суше через всю Европу на юг до Италии, оттуда снова морем на восток в Грецию и снова по суше до Турции… Хорошо погулял дедушка!

За разговором они миновали место, где Салтаханов с академиками перехватили машины израильтян. Мунин отвлёкся от истории древних времён и с воодушевлением рассказал Еве о собственных приключениях недельной давности.

– У поворота на Старую Ладогу ларьки стоят, – сообщил Одинцов компаньонам. – Рыбку там продают свежайшую. Можем на обратном пути прикупить к обеду. Хоть сырой, хоть копчёной, её коптят прямо на месте. Как думаете, повар не обидится?

– Я с ним поговорю, – пообещала Ева, а историк, запомнивший реплику Одинцова, съязвил:

– Кстати, насчёт дедушки. В своём последнем путешествии апостол Андрей был моложе вас.

Потайная комната за кабинетом Псурцева походила на центр управления космическими полётами.

Собственно, здесь и был центр управления, только следили отсюда не за космосом, а за троицей. На одном из мониторов по карте ползла пульсирующая красная точка – след машины, движущейся от Петербурга по Мурманскому шоссе. На других мониторах сменялись изображения с камер слежения и прыгали разноцветные диаграммы: компьютеры обрабатывали звук от микрофона, установленного в «мерседесе», и с мобильных телефонов, которые шпионили за своими владельцами.

Псурцев с Иерофантом сидели перед неизменным афганским кофейником, попивали ароматный напиток и слушали голоса Мунина, Одинцова и Евы, доносившиеся из колонок.

– Надо было отправить за ними ваших людей, – сказал Иерофант. – Хотя бы ещё одну машину.

Генерал поставил пустую чашку на столик.

– Зачем? Их везёт мой человек. Мы видим, где они, и слышим, о чём они говорят. Чего ещё? Лишние люди – это лишние проблемы. Ещё засветятся или инициативу решат проявить, не дай бог…

– Они встали ни свет ни заря и, вместо того чтобы с документами работать, едут в Ладогу, – продолжал брюзжать Иерофант. – Что их вдруг туда понесло? А если Ковчег всё же спрятан на даче у Вараксы? Если ваши его проморгали, а эти найдут?