— Залезай обратно, — сказала мне Мэри, тоже озираясь тревожно. — Здесь мы прочно защищены от пуль. «Аквамарин» можно пробить только кумулятивной гранатой, не меньше.

Это меня не очень утешило, но в «Аквамарин» мы все-таки залезли. Аппарат осторожно двинулся, переставляя ноги, вдоль пирса. Фары обшаривали грузы, сваленные на причалах. Живых не было, но попалось еще несколько мертвецов. Среди них я увидел несколько светлокожих и даже белобрысых — вероятно, это были люди из экипажа Хорсфилда. Да и два-три негра, распростершихся на бетоне, вполне могли быть уроженцами Майами или Вашингтона. Оружия не было ни у кого — его собрали оставшиеся в живых. Чем дальше мы шли, тем меньше натыкались на мертвецов. Похоже, бой шел в основном на стоянке лодки, а потом, когда лопесовцы начали отходить, их стали расстреливать на бегу. Убегали они в направлении выхода, дверей ј 1 и 2. Последние двое лежали у самой двери ј2. Я узнал их — хотя, может быть, и спутал! — это были аквалангисты, первыми проникшие в гавань. Тем не менее общее число убитых было не более сорока. Даже если считать, что все они были хайдийцами, то где-то должно было остаться еще штук тридцать. Посветили на воду — в ней плавал только один труп.

— Жуть! — пробормотала Мэри. — Столько мертвых мужчин!

— Да, — посочувствовал я немного в духе юмора Соледад, — и каждый из них был в самом соку…

— Не шути над прахом, — посоветовала мне эта евангелическая ханжа. Тем не менее, я кивнул, будто бы соглашаясь, и заметил:

— Когда трупов много, их перестаешь бояться. Хотя, конечно, они надоедают. Помню, как во Вьетнаме мы разбили вьетконговскую банду и перестреляли полторы сотни Чарли. Нам тоже досталось, потеряли семнадцать человек. Потом на поляне мы собрали отдельно своих и отдельно — вьетконговцев. У многих были выбиты мозги или выпущены кишки, к тому же было жарко и все быстро протухли. Пока мы таскали их, то поначалу кое-кто блеванул, но потом притерпелись. А вообще, могу сказать по секрету: мертвец

— самый безопасный человек.

— Ты ужасный человек! — сказала Мэри.

— А ты? — ухмыльнулся я и прищурил глаз. — Ты убила только что минимум полсотни человек…

— Когда? — спросила стриженая медведица, выпучив глаза.

— А тогда, когда потопила лодку Хорсфилда. Или ты полагаешь, что они, лежа на глубине сорок футов, испытывают чувство комфорта? Многим, тем, кто уже захлебнулся, сейчас хорошо, но остальным, которым водичка, смешанная с соляром, мазутом и аккумуляторным электролитом, подходит к горлышку, еще придется помучиться. А те, кто успел загерметизироваться, сейчас ощущают особенный прилив сил в атмосфере, постепенно перенасыщаемой азотом и углекислотой. Смерть от удушья — прекрасная смерть. Так утверждают все повешенные и отравленные в газовой камере.

— Это… правда? — пробормотала Мэри. — Я — убийца?

— С чисто евангельской точки зрения — бесспорно. Хотя ты, похоже, не баптистка, раз состоишь в Национальной стрелковой ассоциации.

— Ты можешь шутить с этим?

— Давай не будем слишком переживать это. Мы с тобой на войне, причем на самой важной войне — за свои собственные шкуры. Во Вьетнаме, Африке и на Хайди я воевал за доллары, а тут цена повыше. Тут надо поменьше философствовать и побольше действовать. Соберись!

Она мотнула головой и начала всхлипывать, молиться, словно только что проснулась, а резал оболочку лодки кто-то другой. Я понял, что от нее сейчас пользы мало. Но тут взгляд мой упал на освещенную фарами дверь ј 2. Она медленно открывалась, и наружу сквозь щель уже выглядывал ствол «узи»… Как видно, тот парень, что увидел наш аппарат, совершенно обалдел, потому что, когда дверь открылась, он в изумлении опустил автомат и выпучил глаза. Я прекрасно понял, как выглядят люди, увидевшие летающую тарелку. Пришлось надышать на стекло полусферы и написать на нем «эстас локо», что означает «дурак».

Парень ухмыльнулся. Я высунулся из люка и сказал:

— Ты нас не бойся. Как тебя зовут, малыш? Малыш — в нем было немногим меньше семи футов — скромно потупился и сказал:

— Сержант Рохас Эрменехильдо.

— Ну вот, а меня зовут Анхель. Если я скажу тебе фамилию, то ты обалдеешь…

— Неужели Лопес? — похоже, сержант был родом из деревни.

— Нет, Родригес.

— А это коммунист, что ли? — ухмыльнулся Рохас. — Его вроде бы давно пристрелили.

— Не буду говорить, что это не так, но я его полный тезка. Ну а теперь, дружок, расскажи-ка мне, почему тут так много мертвецов и куда делся сеньор Лопес?

— Простите, сеньор, а в каком вы звании? — спросило это дитя тоталитарного режима.

— Капитан третьего ранга морской службы безопасности, — я, конечно, мог бы назваться и адмиралом, но поскромничал. — Показывать тебе свое удостоверение не имею права. Надеюсь, ты понимаешь?

Ну, конечно, он все понимал. Я принял облик нашего незабвенного «Джека-Потрошителя» и говорил таким тоном, что наш сержант-майор был бы очень доволен.

— Итак, сержант, я жду доклада.

— Есть, господин капитан третьего ранга. По приказу его превосходительства сеньора президента нам надо было смонтировать на пульте управления взрывное устройство и подключить его к складу минно-торпедного и артиллерийского боезапаса. Я и капрал Фуэнтес начали работать. Мы подключили питание к замыкателю и ждали, когда принесут кабель, который тянули со склада. Я послал Фуэнтеса посмотреть, чего они там копаются. Как только он вышел за дверь, я услышал крик и стрельбу. Фуэнтес — вот он — лежит, а по всей пещере идет стрельба. Дверь стала закрываться, и больше вылезать я не стал. Потом стрельба стихла, я через дверь слышал, что погрузилась подводная лодка, но выходить не решался. Когда решился — увидел вас и принял за инопланетян. — Сержант Рохас доклад закончил.

— Хвалю за честность, — я похлопал эту дубину по плечу, — значит, ты не знаешь, где находится президент?

— Так точно.

— Покажи-ка, что вы там намонтировали! Рохас достал ключ с цифрой «2» на

бородке и собрался сунуть его в замочную скважину, не набрав код. От этого все вполне могло взлететь на воздух, и я крикнул:

— Отставить, вы не набрали код!

— Виноват, сеньор, с той стороны достаточно только нажать кнопку, а когда я входил сюда, то код набирал Фуэнтес, у него хорошая память на цифры. А я, извините, его не знаю.

— Болван! — сказал я. — 200488!

Рохас начал нажимать, и я все боялся, как бы он не перепутал. Тем не менее, он нажал все как положено, а затем опять взялся за ключ.

— Два оборота! — предупредил я, сам удивляясь своей хорошей памяти. Вот тут вышел казус: дуралей повернул-таки ключ в третий раз, и замок «вернулся в исходное положение». Так говорилось в инструкции, которую читали аквалангисты. Это означало довольно неясное обстоятельство: то ли замок нужно было просто провернуть еще два раза, то ли нужно было снова набрать код и уж потом вертеть ключ.