— Что вы себе позволяете? — чуть не задохнулся от негодования Билли.

И все присутствующие с величайшим удивлением отметили, что в комнате оказались два антаера Кантора: один подлинный и элегантный, а другой поддельный и нелепо одетый.

— Вписывайте на роль главного героя, Уильям Сандерс Бест… — Рен поморщился, — нет, это не имя, для мультифото. Это какой–то бигбарабум — не споткнувшись, не выговоришь. Пишите, сэр, просто: Билли Бест! Я сделаю его кумиром всех мальчишек!

— А мое мнение?.. — начал Билли.

— Ни слова больше, — подскочила Пипа, — он вас уговорит. Я вас уговорю. Мы вас уговорим. Мы сделаем вас счастливым.

Сухо попрощавшись, все визитеры покинули кабинет главы синдиката.

* * *

— Впечатляет! — повторил человек–саламандра, уже облачившись в элегантный костюм и представая в нем перед портным.

Мастер был польщен. Видно было, что у клиента просто нет слов, чтобы выразить восхищение и благодарность.

И портной был доволен собою. Он уже знал, что большую часть идей, использованных в этом костюме, не все — лишь наименее экстравагантные, он возьмет на вооружение. А на самых смелых клиентах попробует испытать и другие.

Рейвен выразил желание немедленно расплатиться.

Мастер ничего не имел против. Портной, в отличие от извозчика, был хорошо подкован в части обменных курсов на кредитные билеты и векселя любого синдиката Мира.

Когда формальности были закончены, возникла неловкая пауза. Гость уже собирался уходить, но почему–то медлил. Портной в свою очередь не имел оснований задерживать клиента, но не хотел его отпускать.

Эту неопределенность почувствовали оба. Но истолковали ее по–разному. Портной простодушно хотел уже предложить калиновки и перекусить, но нужен был какой–то дополнительный повод задержать гостя до прибытия Кантора, который выразил однозначное желание свести с ним знакомство.

Достойный Максимилиан не догадывался, что Рейвена смущают два молодчика с тростями у подъезда, и он раздумывает, как избежать встречи с ними. Средств избежания недружественных контактов у Рейвена было много.

Два человека, атлетически сложенных и вооруженных тяжелыми тростями, а может быть, и чем–то более серьезным, ждали его у подъезда.

Он заметил, что на него обратили настороженное внимание ищейки. И как бы профессионально они это внимание ни пытались скрыть, было ясно: это по его душу.

Кто такие?

Зачем?

И, главное, по какой такой причине?

Конечно, он многое натворил. Но далеко отсюда и без особого ущерба. И никому своих планов не сообщая.

А по поведению портного Рейвен сделал не вполне верный, но справедливый, по сути, вывод, что Максимилиан о наличии двух в штатском осведомлен.

Все как–то не заладилось. Все сплоховали.

Кантор повел себя слишком активно, но задержался у господина Мулера. Рейвен проявил исключительную бдительность и вновь невольно примерил на себя роль неуловимого человека–саламандры.

И простодушный мастер Максимилиан, слишком много внимания уделяющий историям о чудесах и приключениях, повел интригу, вести которую его никто не уполномочивал.

Итак, Рейвен и Кантор почти встретились, но только почти. Максимилиан решил задержать клиента до прихода Кантора под благовидным предлогом.

Рейвен заметил это, но подыграл, надеясь получить о непонятной засаде чуть больше информации. И этой цели он не достиг. Воистину люди, занимающиеся делами сложными и чреватыми опасностью, склонны дурачить самих себя.

Но все же Рейвен не пожалел о том, что задержался. Правда. по иным причинам.

— Хочу вам кое–что показать, — решившись, сказал достойный мастер Всемур Максимилиан. — Не многие посвящены в этот мой маленький секрет. Только избранные. Но вы, я вижу, оцените это.

* * *

В лифте все хранили неловкое молчание, и потом, в холле, Кантор обратился к Билли и Джеффу:

— Достойные господа, я теперь не располагаю временем для беседы, но совершенно серьезно хочу заявить, что меня весьма заинтересовала эта ваша подвесная система. По роду своей деятельности я всегда с особым интересом отношусь ко всякого рода приспособлениям, служащим сохранению человеческой жизни в сложных и чреватых опасностью ситуациях. Не затруднит ли вас указать мне время и место, где мы могли бы подробнее поговорить об этом?

Друзья переглянулись.

Джефф достал из кармана газетную вырезку с объявлением Билли.

— Это по диагонали через площадь от Лонг–Степ? — удивился Кантор. — Такой скромный, но симпатичный кабачок.

— Да, это именно там, — кивнул Джефф.

— Тогда завтра вечером?

— Хорошо, — радостно согласился Билли.

— Вот и прекрасно.

Уже на улице, едва Кантор, поспешно попрощавшись, и пошел к своему паромотору, Рен обратился к Билли и Джеффу:

— Господа! — сказал он. — Судя по многим приметам, ваше положение в обществе не вполне соответствует на данный момент вашим талантам и претензиям. Ни в коей мере не хочу оскорбить вас этим замечанием. И не позволил бы его себе, если бы не имел к вам сугубо делового предложения. Я предлагаю вам работу натурщиков в мультифотографической картине. Как вы на это смотрите?

— Это судьба. Билли! — воскликнул Джефф.

— Возможно, — сухо ответил тот, — но это не моя судьба. Я должен еще раз от всей души поблагодарить вас за спасение моей жизни. Вас отдельно, милая леди. Однако ваше предложение мне не подходит.

— Почему? — удивилась Пипа.

Джефф поддержат ее вопрос недоуменным взглядом.

— Дело в том, — спокойно ответил Билли, — что мне не нравится лицедейство, не нравится мультифотограф. И мне не нравится мистер Мулер, который злоупотребляет словом «мое». При всем уважении к вам и к вашему искреннему увлечению делом, которому вы посвятили себя, я вынужден отклонить ваше предложение.

С этими словами он церемонно поклонился даме и сказал своему приятелю:

— Пойдем, дружище. Нам нужно еще решить, каков должен быть итог нашего пари. Я пока не вполне понимаю, на чем нам нужно остановиться.

Кантор еще не уехал.

Он стоял возле своего паромотора с капитанской зрительной трубой и смотрел на крыши окрестных домов. Раз или два ему почудился блик другой зрительной трубы, но только почудился.

Не скрывая досады, он сложил оптический прибор, спрятал его в футляр и в последний раз задрал голову в небо, пронзенное шпилем Мулер–Билдинг.

Гигантское сорокачетырехэтажное здание царило над городом. Ажурные фермы несущих конструкций, частично обнаженные на гранях и рассекающие небоскреб ребрами ярусов, казались оголенными нервами монстра, а заключенный в них похожий на клинок кристалл из темного стекла и черного мрамора будто грозил и небу, и миру. Занесенный меч захватчика — вот что это было.