— И Алексей Михайлович ушел.

— Ушел, — согласилась с ним Кейко.

Пока мальчишка пытался сообразить, сказала ли она это по-русски или ему почудилось, входная дверь скрипнула, и послышались чьи-то шаги. Думая, что вернулся Прохор, Ванька встал и, шагнув навстречу, едва не налетел на бородатого жандармского ротмистра, тихонько ступающего в мягких кавказских сапогах. За его спиной виднелся камер-лакей с хмурым лицом и мордатый унтер.

— Вы чего это? — изумился парень.

— Тс, — приложил палец к губам Микеладзе и, отодвинув его, проскользнул дальше.

В комнате послышался какой-то шум, и когда ничего не понимающий Иван смог заглянуть туда его глазам предстала совершенно удивительная картина. Кейко стояла, прижавшись к стене и размахивая рукой с маленьким кинжалом, а жандарм целился в нее из револьвера.

— Положи ножик, — почти ласково сказал он ей, взводя курок.

Девушка затравленно оглянулась и вдруг попыталась полоснуть себя по горлу лезвием своего оружия. Однако ротмистр, казалось, ожидал чего-то подобного и немедленно выстрелил. Стрелял он, впрочем, лишь чтобы отвлечь внимание и через секунду уже выкручивал ей руки, стараясь, при этом, не слишком помять.

— Федченко, твою мать! — крикнул он унтеру, — ты, где застрял?

— Здеся я ваше благородие, — прогудел здоровяк унтер, подбежав к нему и перехватывая руку служанки.

— Вы чего это? — повторил кофишенк, когда к нему вернулся дар речи.

— Ванька не лезь! — прикрикнул Прохор.

— Да как же это не лезь…

— Не смей, говорю, не твоего ума дело!

Видя, что сопротивление бесполезно, Кейко обмякла и безропотно позволила себя связать. Затем жандармы вывели ее и, посадив в экипаж, увезли. Камер-лакей, тяжело вздохнув, присел в кресло и махнул парню рукой, садись мол.

— Это чего было? — спросил все еще ничего непонимающий мальчишка.

— Вот что я тебе скажу, Иван, — твердо сказал Прохор пристально глядя на него, — Христом-богом тебя прошу, забудь все, что ты сейчас видел! Потому как, ежели ты кому-нибудь хоть слово об сем вякнешь, я тебя сам как щенка утоплю! Понятно?

— Почему ее арестовали?

— Шпионка она Ваня.

— А…

— Знает все Алексей Михайлович, — предупредил его вопрос камер-лакей.

— А если Архипыч спросит?

— Архипычу я сам скажу. Да он, старый хрыч, и так догадывался, я уж не знаю и как.

— А если батя…

— Слушай, Вань, она вам что, родня? Кума, али может сватья…. Вот чего твоему отцу об ей интересоваться? Ежели спросит, так скажи, дескать, не знаю. И весь сказ! Пойми ты, дурилка, мы с тобой не простому человеку служим. Оно только кажется, что таким как он ничего не бывает, чего бы не случилось. На самом деле, им карьеру испортить, как высморкаться. Ты помнишь брат нашего Алешки, Александр Михайлович в отставке был?

— Сандро?

— Я тебе покажу, Сандро! Ладно, при мне можно, а при Архипыче коли жизнь дорога не смей! Так вот, его в отставку отправили, потому как рапорт царю, помимо Алексея Александровича подал. А ить он, ни много не мало, а государю зять! А про Николая Константиновича слыхал?

— Нет, а кто это?

— Бывшего генерал-адмирала сын.

— А, тот, который камень драгоценный с оклада у иконы украл, — вспомнил Ванька.

— Ты что совсем дурак? Вот на хрена ему этот камень! Просто папенька его многим дорогу перешел, так ему и устроили, даром, что великий князь, а тачку на Сахалине катает[107]!

— Да ну!

— Вот тебе и ну! А шпионка в дому, это куда хужее камня, а потому добром прошу, помалкивай!

— Ой, — вспомнил Иван, — а эскадра то в море вышла!

— Знаю.

— А ты почто меня не разбудил?

— А чтобы ты на «Ослябю» не попал, — отрезал Прохор. — Алексей Михайлович так велел.

— Да как же он без меня…

— Тьфу ты пропасть! На броненосце почитай тысяча душ народу, а без тебя, видишь ли, нехватка!

— Я фартовый, без меня с ним непременно что-то случится…

— Да типун тебе на язык, — рассердился камер-лакей, — накаркаешь еще, избави боже!

С рассветом японская эскадра снова двинулась в бой, но тут ее ожидал сюрприз. Ночью русские миноносцы проскользнули к протраленному накануне проходу и набросали там мин. Разумеется, маленький дестроер это не большой минный транспорт вроде «Амура», и много мин взять не может, но шедшему впереди вспомогательному крейсеру «Синано-мару» мало не показалось. Взрыв от русского гостинца разворотил ему борт напротив кочегарного отделения и несчастный пароход, мобилизованный на военную службу, стремительно затонул. Делать нечего, пришлось тральщикам снова распускать свои снасти и утюжить море. Взбешенный очередной задержкой Того решил, что броненосец, пусть даже и устаревший, слишком опасный противник для броненосных крейсеров и на этот раз двинулся вперед сам с главными силами. Четыре броненосца, вне всякого сомнения, легко расправятся с одним «Севастополем» и «Россией», а на тот случай если русские крейсера попробуют сбежать через какой-нибудь одним им известный ход в минных полях, у острова Сан-шан-тао остался отряд из четырех броненосных («Асама», «Якумо», «Ниссин», «Касуга») и двух бронепалубных («Касаги», «Читосе») крейсеров. Еще два малых крейсера («Чиода» и «Акицусима») дежурили у на всякий случай у Порт-Артура вместе с миноносцами. На тот случай если русским, каким-нибудь невероятным способом, все же удастся пробиться к транспортам, высадку прикрывали «Токива» и «Идзумо», а оставшиеся «Адзума» и «Иватэ» караулили в Цусимском проливе «Рюрик» с «Авророй».

Увидев, кто на него двигается, командир «Севастополя» лишь коротко перекрестился. То, что шансов у него нет, было понятно сразу, но капитан второго ранга Кроун был не из тех, у кого опускаются руки, и русский броненосец, подняв боевые флаги на стеньгах, отважно двинулся в свой, возможно, последний бой. Адмирал Того, увидев, как одинокий русский корабль идет прямо на его отряд приказал открыть огонь. Могучие японские орудия обрушили на своего противника сотни килограмм стали и взрывчатки, но «Севастополь» шел среди огромных всплесков как заговоренный. Ответного огня не открывал, пока не приблизился к противнику до сорока пяти кабельтовых. Примерно в это время случилось и первое попадание фугасным снарядом в боевой марс русского броненосца. Малокалиберные пушки были давно сняты, а их место занял дальномер. Увы, все, что успели обслуживающие его моряки, это передать в последний раз дистанцию старшему артиллеристу. Взрыв, снесший фок-мачту, буквально испепелил их, оставив «Севастополь» без дальномерной станции. Однако его башенные орудия были уже заряжены и наведены на цель. Получив приказ наводчики, затаив дыхание, нажали на педали пуска, и тяжелые снаряды полетели во врага. Впрочем, цели достиг только один из них, угодивший прямо в середину плиты верхнего пояса и не взорвавшийся. Тем не менее, удар был такой силы, что закаленная броня не выдержала и в ней образовалась довольно большая пробоина. Но море было тихим, ватерлиния далеко и боеспособность «Микасы» никак не пострадала. В ответ японцы просто завалили русский броненосец снарядами. Попадания стали происходить один за другим. Вслед за сбитой мачтой, за борт отправилась еще и труба, и скорость и без того не великая еще больше упала. На шкафуте вспыхнул пожар, носовая шестидюймовая башня замолчала, однако, остальные орудия его продолжали ожесточенно отстреливаться.