Во второй половине мая царь получил отписку атамана Булавина и всего Войска Донского, пересланную ему из Воронежа майором Долгоруким, при донесении от 16 мая 1608 г. В отписке Войска правдиво описывало истинное положение дел на Дону и открыто объясняло, что войсковой атаман Лукьян Максимов и окружающие его старшины злоупотребляли властью, не исполняли царских указов, присылаемое денежное жалованье и хлебные запасы в общий «дуван не давали», а присвоивали себе, за что они по старому казачьему праву были смещены и казнены (всего 6 челов.); что несмотря на царские указы о высылке беглых, они, атаман и старшины, без ведома Войска, за взятки выдавали записи на захват войсковых земель и на них поселяли пришлых людей; что высылая с Дону по царскому указу с 1703 г. новопришлых людей, «откуда кто пришел», эти «неправые старшины, Лукьян Максимов с товарищи, ради своих взяток», высылали и старожитных казаков, сажали их в воду и вешали за ноги по деревьям «женска полу и девичья, такоже и младенцев меж колод давили и всякое ругательство над нашими женами и детьми чинили и городки многие огнем выжгли, а пожитки наши на себя отбирали»; что полковника Юрия Долгорукого убил не один Кондратий Булавин, а «с общаго ведома нашего, со всех рек войскового совету, потому что он, князь, поступал и чинил у розыску против великаго государя указу» и что вместо казненных атамана и старшин всем Войском Донским избраны Кондратий Афанасьев и другие старшины, «кто нам войску годны и любы, и по договору, для крепкаго вперед постоянства и твердости, в книге написали».

Такие же письма Войско послало всем царским полководцам и в Посольский приказ. Письма эти заканчивались обещанием, с целованием креста и св. Евангелия, «служить великому государю по прежнему, как они служили его деду и отцу, и жить меж себя в любви и в совете за братство»… «А буде вы, полководцы, насильно поступите и какое разорение учините и в том воля его, великаго государя, мы Войском Донским реку Дон и со всеми запольными реками уступим и на иную реку пойдем».

Во всех казацких мятежах всегда были изменники. Степан Разин, Самойла Лаврентьев, Кирей Матвеев и др. в самом тесном кругу были окружены московскими шпионами. В восстании Булавина многие принимали участие по принуждению, и некоторые из них тайно сносились с Азовом и Долгоруким. Но были и такие, более дальновидные, которых предстоящий кровавый пожар и гибель родины заставили проникнуть к самому царю и подать ему челобитные, под предлогом жалоб на жестокое будто бы обращение с ними нового атамана. Одна из таких челобитных попала к Петру вместе с получением отписки Булавина. Челобитчики находили возможность сговориться с правительственной властью и уладить дело без кровопролития, а потому просили царя отозвать обратно посланные против мятежников войска. Если же царь этого не сделает, то казаки весь Дон ему уступят, а сами пойдут на другую реку, именно Кубань, и тогда борьба с этим вольным народом будет гораздо сложней.

Удивительно, что по получении этих посланий царь действительно приказал Долгорукому остановиться и не идти далее. Эта готовность идти на компромисс с далеко не вполне повинившимся врагом показывает, каково трудно было общее положение. Долгорукий был в большом недоумении: с одной стороны Азов звал его на помощь, с другой — с Днепра шли к Булавину запорожские казаки, в правительственных войсках участились случаи бегства и неповиновения, а тут пришло царское распоряжение, связавшее его свободу действий. На доводы этого кичливого и злобного вельможи, что колебание и мягкость будут бесполезны и что на обещание этого «лживого и грубаго народа» нельзя полагаться, царь в конце концов предоставил Долгорукому полную свободу действий; т. к. за дальностью расстояний нельзя было давать подробных указаний[400].

Начались битвы с переменным счастьем для обеих сторон. Наконец царские войска всюду стали одолевать. По Донцу и верховым речкам казачьи городки уничтожались и жители истреблялись. Под Азовом, где укрылись казаки черкасских станиц с Василием Фроловым, булавинцы тоже потерпели неудачу и прогнаны были за Каланчи. Пленные всюду вешались и сажались на кол.

В виду такого положения дел, казаки трех Рыковских станиц, сговорившись с черкасскими, 7 июля 1708 г., на другой день после поражения булавинцев под Азовом, провозгласили войсковым атаманом Илью Зерщикова и под его руководством окружили курень, в котором находился Булавин с немногими своими сподвижниками. Булавин защищался отчаянно и некоторым саблей снес головы. Зерщиков поставил пушки и стал громить курень. Потеряв надежду на свою защиту, Булавин из пистолета пустил себе пулю в висок. Последние слова его были: «Погибла наша воля!»[401] Труп Булавина был отправлен в Азов, где обезглавленный был повешен за ноги у протоки Каланчи.

Смерть Булавина — это «последняя страница из истории свободного Дона».

Донесение о смерти своего врага царь услышал 23 июля с великою радостью и приказал служить всенародный благодарственный молебен.

Сподвижники Булавина еще несколько месяцев геройски защищали северные пределы Дона от вторжения царских войск, но когда в их тылу появились войска из Азова и казаки из Черкаска, они мало-помалу стали ослабевать и наконец были переловлены и отведены в Москву «на мясо», как говорили сами казаки[402]. Это были: Никита Голый, Семен Драный, Максим Маноцкий, Тимофей Соколов, Иван Стерлядев, Николай Колычев и др. Вскоре погиб и вновь избранный атаман Илья Зерщиков, оговоренный Голым за сдачу Булавину без боя Черкаска.

Игнатий Некрасов, действовавший от Качалина до Волги против полчищ Хованского и калмыков, твердо держался на занятых позициях. 23 августа 1708 г. он дал решительную битву царским войскам при Паншинском. Казаки и перешедшие на их сторону драгуны бились с мужеством отчаяния, но не могли удержаться и отступили к Есауловской станице.

Долгорукий с регулярным корпусом шел вниз по Дону, истреблял поголовно повстанцев и «водворял порядок согласно высочайшему повелению», следствием чего выше Пятиизб ни одного городка не осталось. Это было поголовное избиение казачьего населения. Вешали, сажали на кол, а женщин и детей забивали в колоды. Священников, молившихся о даровании победы казачеству, четвертовали. Про стариков Апраксин писал царю, что «те и сами исчезнут»[403]. О кровавой расправе Долгорукого с казаками калмыцкий тайша писал царицынскому воеводе так: «Я, чемеш, там здоров, и ты воевода царицынский Василий Иванович здравствуй. Я Перекопский город взял, да прежде три города разбили вместе с Хованским: Паншин, Качалин и Иловлин, и казаков всех побили, а ниже Пятиизб с казаками управляется боярин Долгорукий, а вверху по Дону казаков никого не осталось»[404].

В Есауловскую станицу стеклось до 3 тыс. семейств из 16 выше лежащих станиц. Казачество спешило в дорогу, на Кубань, в подданство более милосердного турецкого царя. Узнав об этом, Долгорукий с конницей поспешил туда и осадил станицу. Видя невозможность защищаться, казаки сдались; зачинщики были четвертованы, десятого вешали вокруг станицы. Также ставили виселицы на плотах и пускали повешенных вниз по Дону. Видя свое дело окончательно проигранным, Некрасов успел убежать на Кубань только с 600 семейств, большею частью старообрядцев, и отдался под покровительство крымского хана. Им отведено было для поселения место на Таманском полуострове, в 30 верстах от моря.