Попытка Булавина возвратить старые права казачества стоила Дону очень дорого: 32 городка по Хопру, Бузулуку, Медведице, Донцу и верхней половине Дона были сметены с лица земли; опустевшие земли по верхнему Хопру и Дону (ныне Бугучарский уезд) подчинены Воронежской губ., по Донцу причислены к Бахмутской провинции, а по Айдару пожалованы Острогожскому полку. Казаков казнено и побито более 7000 челов. Это, так сказать, по официальным данным, по статистике того времени, которой в действительности не было. На самом же деле казаков погибло с женами и детьми в несколько раз больше. Дон, обессиленный и залитый кровью своих сынов, стонал. В конце 1708 г. казаки послали в Москву старшину Вас. Поздеева с повинною. Царь простил их и обещал содержать в прежней милости, если они истребят всех оставшихся возмутителей и будут жить спокойно.

Царская грамота об этой милости была встречена в Черкаске с великой радостью, с ружейной и пушечной пальбой. В соборной церкви было отслужено всенародное благодарственное молебствие.

В свою очередь из Черкаска были посланы по всем станицам войсковые грамоты с просьбой жить «по прежнему в добром состоянии благодарно и худого дела отнюдь не помышлять… крестное целование соблюдать строго… если же у вас в станице или буераках какие воры явятся, то таких брать и всех сажать в воду. Приехавших с Кубани с прелестными письмами от Некрасова присылать к нам, войску»…[405]

По просьбе верных ему казаков царь прислал на Дон даже положенное на 1708 г. жалованье и награды отдельным лицам: старшине Василию Фролову и его команде 1400 руб., атаманам Извалову и Федосееву по 100 руб., с их товарищами, за их усердную службу по усмирению мятежа.

Русский народ, в силу своих исторических судеб, исстари привык к самоуправлению. В старину, до Уложения Алексея Михайловича 1649 г., не рассылались вдруг по всей России общие, строго обязательные указы и уставы, а отдавались только местные царские указы и грамоты, по местным вопросам и нуждам, и при том эти указы и грамоты не навязывались насильно народу, городским и крестьянским общинам, жившим своей самостоятельной исторической жизнью. Несмотря на произвол царских воевод, на издевательство помещиков над насильно закрепощенным ими крестьянством, русский народ, народ «богоносец», шел своим эволюционным путем вперед и, помня свою прежнюю свободу, чаял в будущем быть вновь полноправным гражданином своей великой родины, матери России. Великий творческий дух и самодеятельность никогда не умирали в русском народе. Уже в конце царствования Алексея Михайловича в Московское государство стало проникать европейское образование, а правительница Софья и просвещенный ее фаворит, кн. В. В. Голицын, мечтали о многих преобразованиях в России на европейский лад, не касаясь самобытного уклада русской жизни. Путь был правильный, естественный. Но Петр I, вступив на престол, вдруг вздумал одною своей волей разрушить старый исторический русский строй, повернуть жизнь русского народа на новый, искусственный лад, вдруг обратить невежественного и косного русского боярина и темного мужика в европейца, разрушить все его вековые устои как в семейном, так и общественном быту. Путь не естественный в жизни народа, путь шаткий и пагубный. Итоги этих приемов уже достаточно отразились во всех проявлениях русской жизни как при преемниках Петра, так и в позднейшее время. В науке, искусствах, управлении — везде и всюду пахло иностранцами, немецкой поверхностной культурой, все же самобытное и даже хорошее русское давилось, изгонялось и подвергалось осмеянию. Разрушая старый строй, Петр думал одними регламентами, инструкциями, указами обновить Россию. Им в период с 1700 по 1725 г. издано до 28 регламентов, уставов и инструкций, более 2 тыс. указов. Он думал, что все эти регламенты и указы радикально изменят русскую жизнь и поведут ее по совершенно новому, хотя и искусственно чуждому пути; отрицая все естественно историческое, вольно-народное земское строенье, весь вековой уклад народной жизни, он воображал в своем самомненьи, что выводит Россию на путь просвещения, но на самом же деле гнал русский народ в ярмо иностранцам, т. к. ни торговля и промышленность, ни науки и искусства, будучи стеснены регламентами, не могли процветать без свободы в действиях; свобода есть единственное, достоверное и надежное средство к успехам народной деятельности. Примером тому может служить история Новгорода и Пскова, а также и войска Донского.

«Уставы и указы Петра I часто содержали много противоречий и недоразумений, требовавших многих толкований и пояснений, а потому они множеством своим и обширностью часто служили не к сокращению и упрощению в делах управления и судопроизводства, а к умножению поводов к злоупотреблениям»[406]. Самовластие царских сановников уже сказалось в усмирении бунта Булавина. Дон был унижен, убит, задавлен. Даже царские «прикормленники», выросшие на боярских подачках, боялись поднять головы и взглянуть на свет Божий «глазами казака». Еще в сентябре 1705 г. станичный атаман Савва Кочетов, будучи в Москве, говорил униженно боярам:

«Мы взысканы паче всех подданных, до нас не коснулся государев указ о платье и о бородах; мы живем по древнему обычаю, всякий одевается как ему угодно: один черкесом, другой по-калмыцки, иной в русское платье старого покроя, и мы не насмехаемся друг над другом. Немецкаго же платья у нас никто не носит и охоты к нему вовсе не имеем; если же угодно будет государю заставить нас носить немецкое платье, то мы противиться тому не будем»[407].

Что же могли сказать царю донские казаки после разгрома Дона? Все приумолкли и приуныли. Весной 1709 г. 19 апреля царь из Воронежа на судах прибыл в Черкаск. С ним были: кн. Юрий Шаховской, кн. Петр Голицын, Никита Зотов и Прокофий Ушаков. На Дону с трепетом ждали царского гнева. И действительно, Петр приказал «чинить новый розыск о сообщниках Булавина», отсекает головы войсковому атаману Илье Зерщикову, предавшему Булавина, и старшине Соколову, велит привести тело Булавина, «пятерить» его и на поставленных столбах с колесами возить по городу, а головы казненных воткнуть на колья и поставить на площади. Роль палача исполнял князь Голицын.

После казней царь собрал к себе всех старшин и знатных казаков, объявил им свое «милостивое слово» и «пожаловал им из них же в войсковые атаманы Петра Емельянова, сына Рамазанова, по смерть его». 22 апреля на судах царь прибыль в Азов, где также учинил розыск и многих казнил, а 26 числа посетил Троицкую крепость, расположенную на Таганроге, казнил там протопопа за сношения его будто бы с гетм. Мазепой, а потом, приказав войску Донскому и азовскому гарнизону быть всегда готовыми на случай нападения татар или турок, 15 мая отбыл чрез Бахмут под Полтаву, куда приближался Карл с своей армией[408].

Трудное время переживал Дон, сжатый железными тисками самовластием царя. Лучшие его силы, до 15 тыс., были в действующей армии, разбросанные от Финляндии и Лифляндии до Крыма. При поражении генер. Левенгаупта под Лесным (27 сент. 1708 г.) казаки вместе с калмыками преследовали бежавшего неприятеля и у Пропойска отняли у него 2 тыс. подвод с провиантом. О событиях на Дону они были не осведомлены, а потому и не знали, как царь расправляется с их станицами. В битве под Полтавой об участии донских казаков в реляциях ничего не говорится, по всей вероятности, царь им или не доверял, или дал другое назначение.