Рука об руку они быстро пошли через орешник и вскоре оказались в лесной чаще, но, как и раньше, леди безошибочно вела Ральфа по лесным тропинкам. Юноша сказал:

– Хорошо, что ты ведёшь меня, куда хочешь, но я вижу, что мы направляемся не в Замок Изобилия.

– Именно так, – ответила она. – Если бы я пришла туда к тебе, как и задумала, то сейчас я всё равно вела бы тебя по этому пути или по тому, который пролегает неподалёку, а направляемся мы в Хэмптон под Утёсом, в Братство Воинов, живущих на скале.

Ральф сказал:

– Это, конечно, хорошо, но, если честно, я охотнее пожил бы в твоём уютном замке. Я бы с радостью посмотрел на тебя в твоём тронном зале на престоле слоновой кости, где стены задрапированы гобеленами с твоими изображениями. Ты не расскажешь мне историю, вытканную на них? И о книге, что я прочитал. В ней говорилось о тебе.

– Ах, – удивилась она. – Ты прочитал книгу! Что ж, скоро я расскажу тебе эту историю. Более того, я даже должна рассказать тебе её, потому что написанное в ней – ложь.

С этими словами она потянула его вперёд, ускорив шаг. Казалось, её ноги никогда не уставали, хотя, по правде говоря, юноша теперь шёл не так легко, как вначале.

Но вот она остановилась и нежно засмеялась, глядя ему в глаза:

– Прошло уже немало времени с начала этого июньского дня, и мне кажется, я знаю, чего тебе хочется. Это расположено несколько ближе, чем Хэмптон под Утёсом, которого мы всё равно не достигнем в ближайшие два дня, потому что идём пешком.

– Чего я хочу? – удивился Ральф. – Я не хочу ничего, что не мог бы достать, если бы захотел.

Он обнял её за плечи и притянул к своей груди, но леди с усилием освободилась и, открыто засмеявшись, сказала:

– Ты самоуверен и спешишь даже в отношениях со мной, рыцарь. Похоже, мне придётся самой принять меры, чтобы ты не умер с голоду.

Ральф весело ответил:

– И в самом деле! Клянусь святым Николаем Угодником, это правда. Некоторое время назад я не чувствовал голода и даже забыл, что люди едят, так сильна была во мне страсть. А кроме того, я сомневался в своём будущем. Сейчас же я свободен, счастлив и голоден.

– Смотри, – сказала она, указывая в небо, – сейчас два часа пополудни, то есть прошло два часа с тех пор, как мы ушли с поляны у орешника, и ты хочешь есть, что вполне естественно для красивого юноши. Притом я слишком сильно хочу рассказать тебе кое-что из того, о чём ты меня спрашивал. Наконец, это самая жаркая часть дня. Сейчас так жарко, что даже Диана, древняя богиня, наверняка получила бы тепловой удар, если бы прошла пешком столько же, сколько прошли мы с тобой. Кроме того, риск нашего краткого отдыха мал. Неподалёку есть прекрасное место. Оно подойдёт для любого путника, который захочет передохнуть. Находится оно немного в стороне от кратчайшего пути, но, мне кажется, мы можем потратить лишний час, а потом нагнать время ещё до наступления ночи. Идём, мой воин!

С этими словами она повела его на север через смешанный лес, и они шли до тех пор, пока Ральф не услышал журчания воды. Они снова оказались около ручья, на поляне, покрытой травой и свободной от деревьев, если не считать нескольких терновых кустов. На другом берегу ручья возвышался зелёный холм. Там леди остановилась и сказала:

– Снимай доспехи, рыцарь, тут нечего бояться. Здесь даже спокойнее, чем в орешнике.

Так он и сделал, а она опустилась на колени, чтобы попить чистой воды и умыть в ней лицо и руки. Потом она подошла к Ральфу, поцеловала его и произнесла:

– Милый бесёнок из Верхних Лугов, в моей походной сумке осталось немного еды от вчерашнего ужина, а у подножия холма я раздобуду лесной пищи. Подожди немного, и ты получишь и обед, и рассказ.

С этими словами леди проворно вошла в ручей, с минуту постояла босыми ступнями в холодной воде (она разулась, прежде чем войти в поток), затем перешла на другой берег и занялась сбором земляники. Юноша смотрел на неё в восхищении, пока почти не заплакал от мысли о своём счастье.

Спустя некоторое время леди вернулась с хорошим запасом земляники в подоле платья. Влюблённые сели на зелёном берегу ручья. Леди достала из походной сумки хлеб, и они начали есть. Она поднесла Ральфу воду в своих ладонях, поцеловала его и заплакала над ним от радости и любви. Наконец, она тихо села рядом с ним и начала говорить так, будто рассказывала сказку, сидя у очага в углу комнаты в святочный вечер.

– Сейчас ты услышишь обо мне немного больше того, что могли поведать гобелены и книга. Но всего я рассказать всё равно не смогу, так как нам на это не хватит времени, а кроме того мне не хватит мужества. Я не могу сказать тебе, ни где я родилась, ни кем были мои отец и мать. Я и сама этого не знаю, и никто никогда мне этого не рассказывал. Первое моё воспоминание – о том, как я играю в саду рядом с деревянным домиком, крытым камышом. Со всех сторон сад обступает лес. Его нет только на нашем небольшом, заросшем высокой травой и кустами участке, где пасутся козы. У двери домика сидит женщина и прядёт. Она работает, но одежда на ней нарядная, на шее и пальцах блестят украшения. Это моё первое воспоминание, но так проходил каждый день, это было обычно для меня, к этому я привыкла. И таковы все воспоминания моего детства. Я не буду тебе подробно рассказывать о том времени. Ты же знаешь, каковы такие рассказы. Женщину эту я называла матерью. Тогда она была не стара, но и не молода, средних лет. Теперь я знаю, что она не моя мать. Она была строга и требовательна, но в то время не била меня, разве только когда требовалось, чтобы я сделала что-нибудь, что без побоев я никогда не стала бы делать. Ела и пила я сколько хотела, как и она. Тогда мне хватало самой простой пищи, как ты можешь догадаться по тому, что видел сегодня. Но хотя моя воспитательница и не была жестокой, она ворчала каждый день, ни разу не проявляла ко мне нежности, не целовала и не ласкала меня, когда я была маленькой. Я и сама её не любила, зато любила нашу белую козочку и считала, что она довольно милая. Есть и другие воспоминания того времени. Помню, как я спасла белочку от ласки, помню галчонка, который ещё не умел летать и упал с высокого ясеня близ нашего дома, помню мышку, которая жила в нашем доме и любила бегать у меня по руке. Подобных воспоминаний в моей памяти много. Кратко говоря, все лесные звери, даже кролики и оленята, любили меня и совсем не боялись. Я тоже любила их и была счастлива.

Когда я подросла, моя воспитательница начала давать мне такую работу, которая была мне по силам. Мужчин поблизости не было, да и, надо сказать, я редко видела других людей в нашем доме и, если видела, ни с кем из них не разговаривала, разве что иногда кто-нибудь проходил мимо. Я не знала, кто это, откуда и куда идёт, но благодаря таким встречам я понимала, что кроме нас в мире есть и другие люди. Но, по правде говоря, я тогда вообще мало что знала и понимала. Разве только умела прясть, ухаживать за козами, доить их, умела ставить силки на птиц и молодых оленей, хотя когда я их ловила, мне было мучительно больно убивать их. Я бы отпускала их всех, если бы не боялась своей воспитательницы. Каждый день ранним утром я выходила из дома и сада. Мне было запрещено возвращаться до наступления сумерек. Я должна была пасти наших коз на лесных полянах. Я брала с собой прялку и веретено, чтобы напрясть столько кудели или шерсти, сколько давала мне эта женщина, иначе я была бы бита. Когда же наступала зима, и земля покрывалась снегом, мне поручалось выслеживать животных и ставить на них силки.