«Нет, – возразила старушка, – тебе не нужно говорить мне об этом. Кажется, я знаю её и образ её жизни. Но я дарую тебе мудрость и не возьму за это никакой платы. Садись, прекрасное дитя, на эту душистую траву, а я сяду рядом с тобой и расскажу тебе что-то стоящее твоего внимания». Так мы сидели какое-то время, а она рассказывала мне всю правду о мире, которого я ни разу не видела: о жизни и смерти, о мечтах, разочаровании и отчаянии, так что когда она ушла, я была более опытной, чем раньше и чуть менее радостной. Но при этом я решила: пусть будет, что будет, а я буду частью этого.

На прощание женщина сказала: «Смотри, день заканчивается, и тебе осталось только выбрать: либо ты возвращаешься обратно к своей хозяйке, либо бежишь от неё тем путём, какой я укажу, и если ты захочешь последовать моему совету и при этом сможешь какое-то время потерпеть свою неволю, то лучше тебе будет не бежать сразу же, а подождать какое-то время и снова встретиться со мной. Так как ты впервые встретила меня в этом месте, то в следующий раз сможешь увидеть меня здесь же, а поскольку дни теперь длинные, ты легко, ещё до полудня любого из дней, сможешь прийти сюда».

Я надела на ноги свою обувь из козьей шкуры, собрала своих коз, и мы вместе вышли из лощины, оказавшись на широкой равнине. Там старушка спросила: «Ты умеешь определять стороны света по солнцу?» «Умею», – ответила я. «В таком случае, – сказала она, – когда ты захочешь уйти отсюда и прийти в мир людей, о котором я тебе рассказала, направься на северо-запад, и вскоре ты наткнёшься на что-нибудь или кого-нибудь. Но поторопись в тот день. Ты легконогая, поторопись пройти как можно больший путь до того, как твоя госпожа узнает о том, что ты сбежала, потому что она не захочет отпустить на свободу такую невольницу, как ты».

Я поблагодарила старушку, и та ушла куда-то по равнине, а я с моими козами пошла домой так быстро, как только могла. Моя госпожа в тот вечер не обратила на меня никакого внимания и ни словом, ни делом не наказала меня, хотя я и не напряла столько, сколько мне полагалось. На следующий день мне сильно хотелось отправиться в долину, чтобы встретиться со старушкой, но я не осмелилась. И на второй день страх переборол моё желание. Но на третий я так сильно хотела туда пойти, что, казалось, ноги сами ведут меня, и я не заботилась больше о том, что может случиться. После моего недолгого ожидания в долину пришла старушка, села рядом и продолжила учить меня мудрости. Она показала мне буквы и рассказала, что они обозначают, и я училась, словно мальчишка в приходской школе.

С тех пор я совладала со своим страхом перед госпожой и стала ходить в долину каждый день, чтобы учиться у старушки, хотя временами я гадала, когда же моя хозяйка выплеснет на меня свой гнев. Я помнила её угрозу в тот день, когда она приносила в жертву мою белую козочку, и решила, что если она накинется на меня, намереваясь убить, то я приложу все свои силы, чтобы убить её первой. Но она каждый раз смиряла свой гнев и даже почти ничего не говорила, а только хмурилась и уходила, словно сдерживая себя.

Так проходили дни, и мои ноги уже протоптали тропинку к Долине Знаний, май сменился июнем, и даже наступили последние дни этого месяца. В день летнего солнцестояния я шла в ту долину, куда с радостным желанием ходила всё это время, когда, спешно гоня своих коз, увидела, что ко мне по вереску приближается что-то блестящее. Я продолжила идти, потому что теперь ничего не боялась, разве что страх перед моей госпожой ещё теплился в моём сердце. Я видела, что всё новое, встречающееся на моём пути, приносит мне радость. Я заметила, что в мою сторону направляется воин на белом коне. Он подъехал ближе и натянул поводья. Что-то необычное происходило со мной: моё сердце бешено стучало от вида его красоты. Хотя старушка и рассказывала мне, как бывают прекрасны мужчины, это были всего лишь слова, и я не знала, что они означают, а все мужчины, которых я видела, не были ни молоды, ни красивы, как, например, те четверо, лиц которых я почти не разглядела.

Этот же был даже красивее, чем мёртвая женщина, которую я похоронила. Её лицо, как вспоминается мне теперь, было изъедено трудом и беспокойством. Воин был одет в блестящую сверкающую броню, поверх которой он накинул зелёный сюрко, расшитый цветами. На его голове блестел лёгкий шлем. Золотистые локоны струились из-под шлема и падали на плечи. Его лицо было такое же безбородое, как твоё, милый друг, но не тёмное от загара, как у тебя, а светло-розовое, как цветок…

Ральф не выдержал и перебил:

– Наверное, это была женщина.

Его голос зазвучал несколько громко в этом тихом месте. Леди улыбнулась ему, поцеловала и ответила:

– Нет, нет, мой милый защитник, это не так, упокой Господь его душу. Он уже много лет как мёртв.

Ральф удивился:

– Много лет? Что ты имеешь в виду?

– Ах, – вздохнула она, – не бойся. Такой, как я сейчас, я буду для тебя долгое время. Разве не возникал у тебя страх, что я исчезну или стану неприглядной и даже уродливой? Не бойся, говорю. Разве я не женщина? Разве я не твоя?

Леди снова покраснела, а её серые глаза засветились. Она смущённо и робко смотрела на Ральфа.

Он взял её лицо обеими руками, много раз поцеловал, а затем отпустил и ответил:

– Я не боюсь. Продолжай свой рассказ. Твои слова для меня, словно поцелуи, словно прикосновения твоих рук, словно твои объятия. Продолжай, прошу тебя.

Она взяла его руки в свои и продолжила рассказ:

– Друг, возлюбленный навсегда, этот прекрасный молодой рыцарь посмотрела на меня, и его лицо зарделось, как сейчас моё. Сердце у меня в груди готово было выпрыгнуть от радости. Сначала он какое-то время молчал, а потом произнёс: «Прекрасная девушка, ты не знаешь, кто может мне указать дорогу к Источнику на Краю Мира?» А я ответила ему: «Нет. Я слышала это название только один раз в своей жизни. Я не знаю дороги, и мне жаль, что я не могу сделать для тебя то, о чём ты просишь». А затем я добавила, что он ни в коем случае не должен останавливаться в нашем доме. Я описала его, чтобы он смог узнать и проехать мимо. Я сказала: «Даже если тебе придётся возвращаться, не найдя того, что ты ищешь, я прошу тебя, не попадись в эту ловушку».

Он какое-то время неподвижно сидел в седле, пристально глядя на меня, а я смотрела на него. Затем он поблагодарил меня, но так неуклюже, что я подумала, не рассердился ли он. Рыцарь тронул поводья и быстро поскакал прочь. Я некоторое время смотрела ему в спину, а потом пошла вперёд. Но не успела я далеко уйти, как услышала за спиной топот копыт. Я обернулась и увидела возвращающегося рыцаря. Я остановилась, чтобы подождать его. Когда же он подъехал ко мне, он спрыгнул с коня, встал передо мной и произнёс: «Я должен был увидеть тебя снова».

Я стояла перед ним и дрожала, желая притронуться к нему. Он снова заговорил, запыхавшись, словно от долгого бега: «Я должен ехать, поскольку у меня есть важное дело, но я ощущаю такое сильное желание – прикоснуться к тебе, поцеловать тебя. Если ты воспротивишься, я не сделаю этого». Я посмотрела на него и ответила: «Я не воспротивлюсь». Он подошёл ко мне близко-близко, положил руку на моё плечо и поцеловал меня в щёку, но я поцеловала его в губы. Он поднял меня в воздух, поцеловал, а потом обнял. Там, на том месте, спустя какое-то время мы любили друг друга.