Он посмотрел вверх, на воина, поднявшего меч для последнего удара. Потом Полита внезапно оросило кровью, когда глотку этого человека вспорол кинжал, брошенный опытной рукой. Приам шагнул вперед, рыча:

— Умрите, собаки! — и подобрал меч убитого.

Подбежал второй микенец; на лице его читалась ярость.

— Клянусь Аидом, ты за это заплатишь, старый ублюдок! — закричал он и описал мечом стремительную дугу, целясь в царя.

Приам вскинул меч, клинки столкнулись, в полутьме от них полетели искры. Царь отшатнулся, старые ноги подвели его, и он упал на одно колено. Когда воин навис над Приамом, Полит выхватил кинжал из горла мертвеца и вонзил в бедро нападавшего. Он промахнулся и лишь рассек кожу, но воин развернулся к нему, а Приам поднял меч и воткнул в спину микенца. Микенец упал на колени, вытаращив глаза, потом рухнул вперед мертвым.

Утонув в море боли, Полит дотащился до царя.

— Ты убил их, отец, — слабо выдохнул он. — Но придут другие.

Приам ощерил зубы в уверенной улыбке.

— Мой сын спасет нас, — пообещал он. — Гектор появится вовремя. Гектор никогда меня не подводит.

Полит кивнул, зажимая бок и наблюдая, как кровь толчками выплескивается сквозь пальцы.

— Гектор — хороший сын, — печально согласился он. Потом закрыл глаза и заснул.

Когда он снова открыл глаза, день был в разгаре и к ним по крыше шли больше дюжины микенских воинов.

Полит вздохнул и попытался пошевелиться, но его руки и ноги не слушались, и он продолжал беспомощно лежать.

Он ужасно устал, но не чувствовал страха. Повернув голову, Полит увидел отца, который каким-то образом опять взобрался на парапет. Политу вспомнились слова Кассандры. «Приам переживет всех своих сыновей», — подумал он и улыбнулся.

— Прощай, отец, — прошептал он, когда старик бросился с башни.

Последнее, что увидел Полит, — меч, устремившийся к его горлу.

Гроза примчалась из Фракии, с холодных Родопских гор. Ее ледяной дождь почти не ослабил северного ветра, срывавшего крыши с крестьянских домов и рыбачьих хижин и валившего крепкие ветви деревьев. Вековые дубы, чьи глубоко уходящие корни ослабели во время засушливого лета, валились под натиском этой грозы на склонах горы Иды, и дикие животные бежали в поисках укрытия от яростно воющей бури. Золотая крыша дворца Приама звенела под ураганным ветром, пытающимся сорвать ее драгоценное покрытие. По всему городу, как листья, летали терракотовые черепицы и падали стены разрушенных дворцов.

На крутом склоне неподалеку от Трои бронзовых дел мастер Халкей глядел в зубастую пасть шторма и ликовал.

— Борей, северный ветер! Пожиратель, как его зовут, — счастливо бормотал он про себя. — Пусть Пожиратель поглотит звездные камни и выплюнет их для меня!

Он гордо посмотрел вверх, на высящуюся над ним топку, самую большую, какую он построил после многих неудачных попыток. Каменная башня была квадратной в основании, всего двух шагов в ширину, но высота ее равнялась высоте городских стен. Первая построенная Халкеем топка опрокинулась, опровергая его расчеты о том, какой толщины должны быть ее стенки. Вторая и третья были снесены вражескими воинами, пока Халкей прятался в лесах, злясь на то, что они разрушают плоды его трудов. Но он храбро отправился в микенский лагерь и поговорил с Агамемноном. С тех пор воины оставили его в покое. Его последние две попытки были почти удачными. Топки давали нужный жар, но обе они сгорели, прихватив с собой оставшиеся сооружения на склоне холма.

Халкей просто начал все заново.

— Терпение и еще раз терпение, — говорил он себе. — Без терпения никогда не выходило ничего путного.

Он жалел, что ему не с кем обсудить планы. Золотой заинтересовался бы ими, он бы понял устройство топки и похвалил Халкея за его нужный труд. Когда у него будет металл Ареса, Халкей сделает идеальный меч, который не сломается, не согнется, никогда не затупится.

Халкея приятно удивила беседа с Агамемноном. Халкей ненавидел весь микенский народ: они были грабителями, пиратами и мародерами. Он всегда думал, что царь их окажется животным без ума и воображения. Но тот задавал продуманные вопросы о работе Халкея и пообещал оплатить его опыты, как только закончится война. Халкей не очень ему доверял, но бронзовщик больше не мог ожидать поддержки от троянцев.

В его душу закралось слабое сомнение. «Еще одно оружие, Халкей? — спросил он себя. — После того, как ты видел, сколько людей гибнет из-за твоих изобретений, ты и вправду хочешь создать еще одно оружие и вложить его в руки жестоких людей?»

Он потряс головой, отбрасывая докучливую мысль.

Халкей предвидел грозу еще вчера и работал всю ночь, чтобы разогреть топку. Работал как безумец, хихикал он про себя, как безумец из Милета!

Топка была наполнена сухими оливковыми ветвями и — для чистоты — осколками белого известняка. Потом он набил ее пачками серых губок, всем, что ему удалось выплавить из красных камней. На дне топки имелась квадратная дверца, а у дверцы — мелкая глиняная чаша, чтобы собрать в нее расплавленный металл. От основания чаши тянулась трубка, которая вела к литейной форме для отливки меча. Дверца контролировала тягу. Теперь она была полностью открыта, и неистовый ветер, гуляющий по плато, раздул такой жар, какой ему никогда не удавалось раздуть раньше.

Халкей нервно отступил на несколько шагов от сильного жара.

«Теперь я уже не могу это остановить, — сказал он себе. — Теперь все в руках богов».

Раскатистый гром над головой был едва слышен сквозь рев топки. В сгущающейся тьме вой ее походил на голос Цербера.

А потом, как и боялся Халкей, огромная топка задрожала и внезапно треснула. Ревущий порыв жара вырвался из ее бока, сбив Халкея с ног. Огонь выпрыгнул из своей тесной клетки, камни и обломки посыпались вниз, едва не попав в кузнеца. Полуоглушенный, он закричал и начал неистово хлопать по опаленным волосам и бороде.

Он перекатился по земле, подполз на дрожащих руках и коленях к краю холма и посмотрел вниз, прикрывая глаза от жара. Халкей с удивлением увидел, что топка выполнила свою задачу, прежде чем взорваться. Хотя каменная труба и рухнула, неистовый жар превратил металл Ареса в жидкость, которая вылилась в форму для меча, как и было задумано.

Надежда вспыхнула в груди старика. Вот и меч, но тот ли это совершенный меч, о котором мечтал Халкей?

Халкей недоверчиво наблюдал, как последняя часть трубы медленно наклонилась в сторону формы. Кузнец закричал от мучительного страха, когда труба ударила о край формы, перевернув ее и вышвырнув добела раскаленный меч под дождь. Клинок завопил, как живой, попавшая на него вода мгновенно превратилась в пар.

Халкей спустился вниз, надевая тяжелые кожаные рукавицы, болтавшиеся у него на шее. Когда он прикоснулся к сияющему мечу, рукавица затлела, и он отдернул руку. Халкей сел, жадно глядя на оружие, лишь краем сознания отмечая, что огонь зажег оставшиеся на склоне деревья и поросший кустарником подлесок, нетронутый предыдущими взрывами.