Надя, дернув Тому за руку вошла в помещение первой.

— Давайте вашу приставку, — скомандовал продавец.

Тома ему протянула свое сокровище, а другой мужчина, стал усиленно рыться на полках, ища им замену. Он достал такую же как у Надежды коробку с разорванной пленкой и показал продавцу, разговаривая с тем на своем, непонятном девушкам, языке.

Продавец отрицательно махнул рукой, и мужчина снова полез на полку. Надежда вспомнила, что вчерашняя коробка тоже была надорвана.

Через минуту мужчина достал целую коробку с приставкой и протянул Надежде. Та так была рада замене, что забыла попросить мужчин проверить товар. Тома, вырвав аппарат из рук Нади, сунула его мужчине и попросила проверить. Те покорно стали проверять работоспособность приставки.

— Выключите, — велела Тома.

Они вынули приставку из штекера.

— А теперь снова включите.

Так повторилось несколько раз. Приставка была рабочей и не подавала признаков сбоя.

После третьей проверки Тома забрала приставку из рук продавца и направилась к выходу. Надежда покорно пошла за ней.

На выходе Тамара обернулась и громко сказала, что если приставка снова сломается, то Тома вернется ее менять. Мужчины одновременно кивнули, провожая неугомонных покупателей злым взглядом.

Девушки вышли на улицу. Тамара протянула Надежде коробку и молча пошла к выходу с территории ВДНХ.

— Ну ты даешь, — только и смогла сказать Надежда, — где это ты так научилась.

— Да есть у меня один учитель, — со смехом сказала Тома, — и имя ей Татьяна Викторовна.

На этом инцидент с приставкой был исчерпан.

Подруги

Наступил апрель 1996 года. Лиля работала. Шел квартальный отчет. Ей нужно было срочно его доделать и, сдать в налоговую инспекцию. Однако, девушка все время отвлекалась на размышления о своей жизни.

Совсем недавно она неожиданно для себя поняла, что для того, чтобы быть счастливой, ей нужно просто быть любимой. Не обязательно любить ей. Главное, чтобы любили ее. Еще с рождения она купалась в любви родителей и ощущала себя счастливой. Потом был Борис. Любила она его? Наверное, но лишь за то, что он любил ее. Другого Бориса ей было не нужно. Потом его не стало и из Лилиной жизни ушло понятие счастья. Ей не хватало мужского внимания, и она потерялась на целый год.

И вдруг, неожиданно в ее жизнь пришел Степан. Он был совсем не таким как Борис, более скромным и нерешительным, но главное было то, что он смог дать ей свою любовь и внимание. То самое, которого у нее не стало после смерти мужа. И Лиля снова ожила и в знак благодарности полюбила парня, но своей, особой любовью. Это была скорее не настоящая любовь, а благодарность. «Ты любишь меня, а взамен получаешь мое признание и поклонение к тебе как к мужчине, сумевшему подарить мне свое тепло».

Подруги недоумевали и постоянно спрашивали ее, за что она могла полюбить Степана, который был полной противоположностью Бориса. Один был решительный и целеустремленный, а Степка тихоня и «тюфяк». Лиля и сама не знала на это ответ, но в душе понимала, что для нее Степан, вовсе не любовь всей ее жизни. Но она знала, что без него пропадет. И эта любовь ее вполне устраивала.

От своих размышлений ее отвлекла Надежда, которая заглянула в кабинет. В руках у нее была спящая Викуля.

— Привет, — прошептала ей Лиля.

— Привет, Лиль, — сказала в ответ Надя, — укладывая спящую дочь на стоящий рядом диван. Она, не торопясь раздела ребенка, чтобы ему не было жарко и уселась за соседний стол, работать. Она осваивала компьютер, который девушки недавно приобрели для своей фирмы.

Когда подруги закончили трудиться было уже половина шестого.

— Давай чайку попьем, — предложила Лиля, — а то я что-то проголодалась.

— Давай, — согласилась Надя.

Попивая сладкий чай с баранками девушки вели задушевный разговор о своей личной жизни. В последнее время им не всегда удавалось пересечься, а тем более поговорить.

— Как у тебя дела на личном фронте, Надюша? — спросила Лиля, — как Пашка, как дети?

— Да все нормально, Лилечка. Дети растут, Павел весь в своем бизнесе.

— А ты?

— А я рядом, Лиль. Я горжусь тем, что у меня такой деловой муж и стараюсь ему всегда помочь.

Их разговор прервала Женька, быстро вбежавшая в кабинет.

— Привет, девчата. Представляете, — сказала она возмущенно, зашла я в магазин, который рядом с нашим офисом, стою себе такая в очереди, а позади парень. Мой ровесник, ну может лет на пять по моложе. И он мне такой говорит: «Женщина, вы последняя?». Я даже обалдела. Ну какая я ему женщина?

— Вот и пришел наш час, — засмеялась Надя, — мы начали стареть.

— Какой стареть. Нам еще по двадцать восемь лет. Ладно бы лет тридцать пять, но мы то, еще совсем не старушки, — возмутилась Женька.

— Успокойся, Жень, ну обознался мужик, тебе-то чего? Садись давай чаю попей.

Женька уселась на соседний стул и налила себе воды.

— Как там твой Виталька? Не жалуется? — спросила Лиля.

— На кого, — не поняла Надежда. — И где у тебя сейчас Виталька?

— Так мы же его устроили в нашу охрану работать. — ответила подруге Лиля. — Мужику нужно ощущать себя нужным.

— Девочки, не знаю, что вам даже и сказать про Витальку. Мой муж очень сильно переживает, что больше не может служить отечеству. И охранник из него не очень. Ну не считает он эту работу настоящей. Даже не знаю, что теперь с ним делать и как ему помочь.

— Не расстраивайся, Женька, привыкнет со временем.

— Надеюсь.

— Надь, — неожиданно сказала Женька, — что-то ты нам давно про свои сны не рассказывала. Может чего приснилось, а мы и не знаем?

— Да ничего такого и не припомню, — сказала девушка, — если только один, совсем необычный сон. Не как всегда.

— Расскажи.

— Да я даже и не знаю, что рассказывать-то. Раньше мне снилось что-то конкретное и про определенных людей, а этот сон был особенный. Как-будто набор бегущих картинок, не относящихся ни к кому конкретно.

— И что там было, в твоем необычном сне?

— Сначала я увидела банку красной икры, затем станцию метро и какой-то взрыв, потом бутылку водки, вернее много-много водки. И все.

— Какой-то странный у тебя был сон, Надежда. Может быть он и не вещий вовсе? — засмелась Лиля.

— Да нет, вещий. Обычно, после таких снов у меня несколько дней болит голова. И здесь болела. И ощущения такие же, как при вещем сне.

— Надеюсь, что в твоем сне никто не умер? — спросила Женька.

— Слабо богу нет.

— Ну вот и славно, а все остальное ерунда.

Было