После пробуждения он изъявляет желание поговорить со своей женой. Желание не было удовлетворено. Вечером делается открытие, которое вызванный дерматолог признает «в высшей степени невероятным»: состояние сильного психосоматического экзематического воспаления на спине пациента явно улучшилось. Припухлость исчезла, осталась только слабая красная отметина.

26 января 1944 года

Пациент выписан в середине дня.

Нильс сидел, прислонившись к стене. Он не помнил, как здесь очутился, на коленях у него лежала история болезни. За стеной послышались шаги. Голоса. Может быть, он спал? Должно быть, кто-то увидел зажженный здесь свет. Сил на новое бегство у него не было. В архив зашли двое мужчин.

— Вон он! — сказал один из них, указывая на Нильса включенным фонариком, несмотря на то, что Нильс и без того купался в свете.

— Может, вы объясните, что вы здесь делаете? — спросил второй.

Они, наверное, говорили что-то еще, но Нильс больше ничего не слышал.

* * *

Когда они уложили Нильса на кровать и повезли обратно, он взглянул на часы — начало одиннадцатого утра. За окном по-прежнему серо, воздух казался по-снежному тяжелым. Солнца он не видел, может быть, оно еще не вставало. Если бы оно держалось отсюда подальше… Держись отсюда подальше.

— Держись отсюда подальше! — пробормотал Нильс, после чего его организм среагировал на укол и провалился в сон.

13.10 — 2 часа 42 минуты до захода солнца

Очередное пробуждение. Они набегали легкими волнами, заставляя ее приоткрывать глаза, и отступали снова.

— Я… — сказала Ханна и запнулась. Нет уж, на этот раз она не станет ни с кем говорить, не станет просить о помощи, не станет умолять медиков удерживать ее в сознании. Это же больница, и здесь готовы сделать все, чтобы ее спасти — но Ханна знала теперь, что они не понимают главного. Она должна умереть. Сегодня. Сегодня до захода солнца Ханна будет мертва.

Неспешные движения — в том же темпе, что и мысли в ее голове, до сих пор затуманенной лекарствами. Сначала она вынула из руки катетер и заклеила след от него пластырем. Свесила ноги с кровати. Встала. Неуверенно, как маленький ребенок, который делает первые нетвердые шаги. Одна нога почти не двигалась. Нужен костыль или инвалидное кресло.

Она оперлась о стену и приложила все силы к тому, чтобы дойти до шкафа. Ее пальто одиноко висело на вешалке, испачканное при аварии, воняющее можжевельником и алкоголем. Она вспомнила разбитую бутылку джина, светло-голубые стеклянные осколки. Ханна надела пальто и не сразу узнала женщину, которая зло рассматривала ее в упор. Болезненное узнавание пришло чуть позже — это же отражение в зеркале. Несколько секунд она колебалась между облегчением и ужасом: одна половина ее лица ужасно распухла. Хотя какая разница, совсем скоро она навсегда покинет свое бренное тело.

24.35 — 1 час 17 минут до захода солнца

— И последнюю, она снимет самые сильные боли.

Медсестра стояла, наклонившись над Нильсом, ожидая, пока он с трудом проглотит две большие таблетки. Она взглянула на него.

— Сегодня пятница? — услышал он свой голос.

— Пятница, да. Первый день Рождества. Вы долго спали, Нильс.

— После обеда.

— Что будет после обеда, Нильс?

— Когда солнце сядет.

— Я слышала, что вы дали деру сегодня утром, — улыбнулась она. Может быть, самому выражению «дать деру» — как будто он собака в период течки. — Хорошо, что они вас так быстро нашли. Я думаю, вы просто совсем запутались во всем случившемся.

Нильс не отвечал.

— Знаете что, Нильс? — продолжала она. — Не так уж редко случается, что пациенты просыпаются совершенно сбитыми с толку, и это естественно. — Она взяла его за руку. Он смотрел в окно, пытаясь найти взглядом солнце. На мгновение ему показалось, что он его увидел, сильный свет настолько ослепил его, что он не мог различить деревьев. Но нет, это просто отражение лампы. Нильс пытался что-то шепнуть, но медсестра его не слышала.

— Вы должны оставаться в постели. Тогда мы сможем о вас позаботиться. — Она продолжала прижимать его руку ладонью. — Вы что-то сказали?

— Выключите свет.

— Да, конечно.

Она выключила прикроватную лампу, и отражение в стекле исчезло. Красное нетерпеливое солнце висело прямо над верхушками деревьев в парке. Времени оставалось немного. На какое-то мгновение он сдался, подумал — ну хорошо, забирайте меня в страну мертвых, черт с вами. Она перебила его мысли:

— Там в коридоре ждут двое мужчин, которые хотят с вами поговорить. Они приходят каждый день, все время, что вы тут лежите. — Она поднялась.

В палату вошли Леон и Соммерстед. Леон остался стоять у двери, как телохранитель предводителя гангстеров. Соммерстед подошел чуть ближе.

— Только на минутку, — предупредила медсестра и вышла.

Нильс не мог различить никаких чувств во взгляде Соммерстеда. Ни узнавания, ни сочувствия, ни холода, ни презрения. Не обладай Соммерстед той толикой человечности, которая выражалась в ревности к жене, Нильс охотно бы поверил, что Соммерстед — робот, состоящий из проводов и микросхем.

— Честно говоря, Нильс, я не понимаю, каким образом… — спокойно и уравновешенно начал Соммерстед. Он говорил так, будто у него впереди было все время в мире и он точно знал, что его не станут перебивать. — Но тем не менее ты был прав: в прошлую субботу в Венеции был найден убитый полицейский. И как ты и говорил, у него на спине была какая-то отметина. Мы до сих пор ждем окончательного отчета итальянских судмедэкспертов, но похоже на то, что речь идет о числе тридцать пять, возможно, вытатуированном на коже жертвы. Теперь Интерпол взялся за это дело всерьез. — Соммерстед глубоко вздохнул, и Нильс позволил себе воспринять этот вздох как извинение. «Извини, что я отказывался тебя выслушать». Нильс поймал взгляд Леона, но это было все равно что смотреть в глаза мертвой рыбе.

— А ты как, Нильс? — спросил Соммерстед с неожиданной и довольно неуклюжей симпатией в голосе.

— Что я?

— Как ты себя чувствуешь? Врачи говорят, все могло кончиться плохо. Ты под поезд попал?

— Под машину у железнодорожного переезда.

— А, машина, понятно, — кивнул Соммерстед. — Ты молодец, что спас девочек. Говорят, они бы погибли, если бы не ты. Сначала та семья из Нордвест, потом эти две девочки. У тебя на совести не так уж мало жизней.

Нильс повторил:

— На совести?

— Ну, в хорошем смысле.

Соммерстед покачал головой и уставился в пол, прежде чем продолжить:

— Но как я и сказал, разобраться тут сложно. Однако мы усилили наблюдение за больницей на ближайшие пару дней и посмотрим, как пойдет дело дальше.