Я несколько раз порывался позвонить тебе, Петро, но так и не смог. Прости. Не знаю, просто. Просто. Я просто не смог бы пережить этот твой взгляд. Да-да, ты прекрасно знаешь, о чем я. Этот твой осуждающий взгляд, взгляд разочарованного старшего брата. Я помню, как ты посмотрел на меня, когда я рассказал, что работаю в Компании и занимаюсь разработкой ИИ – ты посмотрел так, словно я признался, что снимаюсь в порно, где перед камерой трахаю мертвых животных. И после, каждый раз, когда я тянулся к телефону, чтобы набрать тебя и попросить о помощи, я вспоминал твое лицо, твои глаза и думал: нет, лучше сдохну.

Прости меня.

Морфин почти сразу притупил боль, рассеял ее, выгнал из комнаты, из проводов, обоев, стекла, плинтусов – отовсюду. И потолок успокоился, перестал дышать, давить и падать на меня. Боль оставалась где-то глубоко внутри, но тусклая, как пламя декоративной свечи – я больше ее не боялся. Лицо снова онемело, я тыкал в него пальцем и ничего не чувствовал.

Тут за окном раздался гудок «КамАЗа» – низкий, густой, словно пароходный, – и он почти вернул меня в реальность. Затем снова сигнал, на этот раз тихий – дзинь! Сигнал телефона – оповещение. Кусто оповещал меня всякий раз, когда в нашей внутренней сети возникала активность, связанная с фамилией «Портной», – я настроил его так на всякий случай, из параноидальных соображений. Я знал, что за мной, скорее всего, наблюдают, и старался следить за тем, насколько пристальный интерес ко мне проявляет начальство. Вот и сейчас Кусто отправил мне сообщение: «Петр Портной в красном листе».

Красный лист – это значит, что за тобой уже выехали.

Я сел за комп и подключился к камерам в районе, где ты жил. Камеры не работали, GSM-сеть тоже. Меня бросило в пот. Я знал, что это значит – люди в коричневых машинах уже едут за тобой и вырубили в твоем районе сеть и все системы слежения, они всегда так делают, чтобы не оставлять следов и отрезать все возможности предупредить подозреваемого в том, что к нему едут. Без шума и пыли.

Я был под дозой, перед глазами все плыло, но мыслил я довольно ясно. Я знал, что все равно могу предупредить тебя, пока еще не поздно. Пару лет назад я устанавливал на твой комп антивирус и вместе с ним установил программу удаленного доступа. На всякий случай. И вот – всякий случай настал.

Я подключился к твоему компу, ты в этот момент редактировал свою рукопись. Младший брат следит за тобой. Ха-ха! И прямо посреди твоего текста я начал набирать ПЕТРО ТЫ В КРАСНОМ ЛИСТЕ ВАЛИТЕ ИЗ ДОМА ЗА ВАМИ ВЫЕХАЛИ ВАЛИТЕ СЕЙЧАС НЕМЕДЛЕННО У ВАС ПЯТЬ МИНУТ МОЖЕТ БЫТЬ БОЛЬШЕ УХОДИТЕ ПОЖАЛУЙСТА

УХОДИТЕ

УХОДИТЕ

УХОДИТЕ

УХОДИТЕ

УХОДИТЕ

Вэбку ты заклеил куском изоленты – хоть это ты додумался сделать, – и я не смог увидеть тебя, а жаль: я бы хотел посмотреть на твое лицо в тот момент. Почти уверен, что ты наложил в штаны, ха-ха.

Я запустил Убик и через склеенные фото с дронов удостоверился, что вы сбежали.

Я был под дозой, но даже в этой дымке блаженного равнодушия я чувствовал, как начинаю злиться все сильнее. Злость прорывалась даже сквозь наркотик.

Ах, значит, так? Значит, так, да? Теперь за братом выехали? Мамы вам мало, да?

Я судорожно соображал, что делать дальше. Они ведь не дадут Петро уйти. Единственный способ ослепить Систему, хотя бы на время – поджарить серверы, а поджарить их удаленно не выйдет, только из офиса.

И что же делать?

И это был он – момент предельной ясности, я точно знал, что сделаю дальше: теперь вся моя подготовка, мой план Б, все это обрело смысл, я знал, что сделаю дальше: закину в рюкзак шокер, ноутбук и поеду в Мышеловку – увольняться.

* * *

Тысяча шагов.

На улице очень людно, проталкиваюсь сквозь толпу, в наушниках играет «All tomorrow’s parties». Опять какой-то праздник. Бой барабанов и толпы туристов возле буддийского храма. Всюду искрят бенгальские огни. Неоновые вывески с иероглифами.

Две тысячи шагов.

Дорогу перекрыли, люди толкутся на тротуарах за ограждениями, а по проезжей части идут ряженые в масках. Маски довольно жуткие – яркие, броские, зубастые. Как песьи головы. В руках факелы. Нет, стойте, это не факелы, это огромные огненные веера; и люди в масках размахивают ими и танцуют под звуки барабанов в ночи.

Две тысячи сто восемьдесят шагов.

Свернул в переулок и вышел на площадь, как раз когда песня в наушниках замолчала. Здесь тихо, только гулкое буммм-бумм-бум за спиной, но не более. Возле ПС одинокий буддийский монах; ой, нет, постойте, это не монах, просто дворник в оранжевом, светоотражающем комбинезоне. Лениво метет брусчатку.

Еще восемьдесят шагов и восемь ступенек. И вот она – дверь в Мышеловку.

Главная проблема в офисе – охрана. Два человека на входе, смена караула каждые двадцать минут. Ночью на шестой этаж меня никто не пустит, поэтому придется, эммм, идти на крайние меры. Больших сложностей, впрочем, я во всем этом не видел, мне ведь надо только войти, выйти уже не получится – на этот счет иллюзий я не питал.

Жму на звонок.

– Слушаю, – голос Бори. Худший из всех вариантов. Этого только не хватало.

– Боря, впусти. Это Егор.

– О, Егор!

Вспыхнул зеленый индикатор, дверь поддалась. За стойкой в фойе сидел Боря, он даже привстал, чтобы пожать мне руку.

– А где напарник? – спросил я.

– В тубзике. А ты чего здесь делаешь?

– Да так, вещи забрать. Я увольняюсь.

Боря поджал губы, почесал затылок.

– Эх. Так это ты пришел с Иваном Ильичом поговорить?

– А он что, здесь?

– Ну да, десять минут назад пришел. Вы чуть-чуть разминулись. – Он потянулся к селектору. – Сейчас сообщу ему, что ты з-з-з-з…

Боря рухнул на пол и затрясся, словно в припадке – два электрода сверкали у него на груди. Шокер работал безотказно.

– Прости, прости меня, блин, Боря, ради бога, прости, пожалуйста!

В тот день я, кажется, впервые в жизни сознательно причинил кому-то физический вред. Боря лежал на мраморном полу, его трясло, пальцы согнулись неестественно, как у инвалида. Продавец шокеров утверждал, что они абсолютно безопасны, но я все равно был не готов к тому, что увидел.

– Боря, ради бога, прости, прости, пожалуйста. Мне просто нужно войти. Прости меня.

Второго охранника я вырубил на выходе из туалета, затем подключился к компьютеру в фойе, спалил сигнализацию и вырубил все лифты, включая тот, что в соседнем крыле. Путь был свободен, и я пешком стал подниматься в офис. Сколько еще в здании охранников, я не знал, поэтому очень торопился.

Всего шесть этажей. По два пролета между этажами. По девять ступенек в пролете. Сто восемь ступенек. Я повторял путь, который почти год назад, – триста четырнадцать дней, если быть точным, – прошел Костя. Он ведь тоже тогда обезвредил охрану и обесточил лифты – и вот теперь, – черт! я ведь иду по его стопам. Буквально. Я был загружен, зрение барахлило, – синеватые ореолы света вокруг лампочек, слепящий алюминий перил, краска на стенах цвета мятной жвачки, – и пока поднимался вверх, – второй этаж, третий, четвертый, – мне казалось, я вижу перед собой Костину спину, словно иду следом за ним, повторяю его траекторию, пошагово, – а он впереди, в одной из своих дурацких, кислотных, калейдоскопических рубашек. До меня вдруг дошло, что все это время я давил в себе чувство вины перед ним; на самом деле все эти триста четырнадцать дней мне было стыдно, потому что где-то в подкорке, подсознательно, я понимал, как малодушно поступил, когда молча встал на сторону ИИ и позже сделал вид, что Кости просто нет и что он сам во всем виноват. Когда я только пришел в Компанию, именно Костя первое время возился со мной, хотя и не обязан был.