— Однако я уважаю вас, Сергей Васильевич, и по‑прежнему предлагаю сотрудничество, — говорил Щебетовский. — Вас никто не исключал из рядов «Коминтерна». Вы можете баллотироваться в Штаб. Я ведь тоже вступил в «Коминтерн», как вы когда‑то мне советовали, и теперь сам член Штаба.

«Ты просто член», — с ненавистью подумал Серёга, но не сказал вслух.

Этот разговор состоялся в мае 1996 года, а в июле Танюша встретилась с Серёгой в последний раз. Она видела, что Серёга меняется в тюрьме — будто группируется для прыжка и перестаёт замечать окружающих.

Серёгу времён «Юбиля» Танюша вспоминала с восхищением: он был храбрым, весёлым и щедрым. Целыми днями он где‑то мотался, а вечером прибегал на «мостик» усталый как собака; вместо ужина перехватывал абы что, попутно с азартом рассказывал Танюше о непонятных ей событиях и неизвестных ей людях, потом жадно трахался и тотчас засыпал. От него пахло водкой, бензином или порохом — это были запахи мужчины.

В «Юбиле» Танюша робела, бурная жизнь Серёги пугала её. А теперь ей казалось, что всё тогда было прекрасно. Она будто бы сидела в карете, карета неслась по бездорожью, а Серёга скакал вокруг на коне, как принц. Но враги схватили принца, заперли в пещере, заколдовали, и он стал стариком — злым и замкнутым. Ему надо вырваться на свободу, и он расколдуется. Вернётся тот смелый и открытый мужчина, которого она не могла полюбить тогда, потому что была слишком маленькая, но обязательно полюбит сейчас.

Встречи с Серёгой в камерах райсуда для Тани были почти невыносимы. Милиционеры, подвал, решётки, грязная и тесная комнатушка, а в ней — одичавший, чужой и грубый Сергей. Таня чувствовала себя вещью, блядью. Её вызывали на свидание, не спрашивая о желании, — да она и отвыкла от близости с мужчиной, а Сергей раздевал и тискал её быстро и бездушно. Так раньше в учаге её били девки Нельки Нырковой — Лена, Наташка и Анжелка.

А потом Таня и Сергей просто сидели рядом на скамейке, как случайные попутчики в поезде, и ждали, когда конвойный выведет Таню. Говорить им было не о чем. Жизнь Танюши Серёгу никогда особенно не интересовала, а жизнь Серёги состояла из надежд, в которых Таня не присутствовала.

Над Таней насмехалась Анжелка Граховская, вернее, уже Лещёва:

— Зря надеешься на своего сидельца, Куделина. Думаешь, как в сказке — парень девчонку не бросит, если она его с зоны ждала? Лихолетов всегда котяра был. Его ещё пять тетерь ждут.

— Освободится — узнаю, — тихо и твёрдо отвечала Танюша.

Танюша и Анжела после учаги работали парикмахершами в «Гантеле». С Митькой Лещёвым Анжелка познакомилась на одном из выездов, когда ещё подшабашивала по саунам. Глупый Лещ хотел завести отношения со шлюшкой, чтобы не платить, попал в лапы Анжелки и докатился до ЗАГСа.

— Лучше ищи, кто тебе подходит. Какого‑нибудь студентика‑очкарика, — советовала Анжелка, сноровисто обривая голову клиента машинкой.

Таня молча разглядывала Анжелку в большое зеркало, перед которым и сидел клиент, завёрнутый в простыню. Анжелка держалась с превосходством опыта, потому что в саунах хорошо изучила парней. Чернокудрая, с тёмными губами, сразу стройная и грузная, она была словно бы сыто отягощена своей женской природой. Таню она презирала — привыкла с учаги, как завела ещё Нелька Ныркова. В «Гантеле» презрение обрело оправдание: Анжелка — замужем и беременная, а убогая Танька ждёт бывшего ёбаря с кичмана.

В начале июля Тане на работу позвонил Басунов и сказал, когда ей надо приходить в райсуд. В назначенный день и час Таня пришла. Милиционер провёл её через контроль в служебные помещения и велел ждать. Она стояла в каком‑то коридоре, сжимая свёрток с простынями (брала их, как в баню, потому что было противно лежать голой спиной на липкой скамье).

Вдалеке из кабинета в кабинет деловито прошёл человек в костюме и в очках — и вдруг вернулся в коридор и заинтересованно направился к Танюше. Это был майор Щебетовский. Танюша помнила его по штурму «Юбиля».

— Татьяна Ку… Кулагина? Нет, ошибаюсь, Куделина, — склонив голову набок, уточнил майор. — Какая неожиданная и познавательная встреча!

— Здравствуйте, — пролепетала Танюша, не зная, что сказать.

Щебетовский внимательно рассмотрел Таню, заметил свёрток с бельём.

— Ладно, не буду мешать вашим, э… чувствам, — понимающе усмехнулся он. — Передавайте мой привет Сергею Васильевичу.

В узкой каморке, раздеваясь, Таня сказала Серёге:

— Сейчас меня видел тот военный, который тогда, давно, нас с Германом арестовал и отпустил, когда Дворец громили. Передал тебе привет.

Серёга замер, сидя на скамейке в расстёгнутых штанах.

Серёга знал, что Щебетовский у всех «афганцев» спрашивал про папку‑скоросшиватель с документами «Коминтерна», но пока ещё не догадался спросить у Тани. Что ж, теперь, увидев Танюшу, догадается. А Танюша малахольная, она не выдержит давления опытного дознавателя и сознается.

— Повернись и нагнись, — глухо и злобно сказал Тане Серёга.

В эту встречу он был особенно напорист: ворочал Танюшу на скамейке, будто солдат, который, наедаясь перед сражением, вертит свой котелок так и сяк и скребёт ложкой по донышку. А Танюша незаметно для себя уже научилась понимать жизнь без объяснений, как слепой видит мир ладонями и пальцами. Она догадалась, что Серёга решил сделать эту встречу последней.

Он сел на скамейке, боком к лежащей Тане, и ровным голосом сказал:

— Больше не приходи ко мне, Татьяна. Меня скоро выпустят.

Таня смотрела на его голое плечо с татуировкой — факел и буквы ДРА.

— Найди Немца и передай ему ту папку, которую я тебе дал сохранить. Обязательно это сделай. И поскорей. Это очень важно для меня.

Немцу Серёга полностью доверял. Возможно, сейчас — единственному из всех в Батуеве. Немца Серёга знал по Афгану, а в Афгане не обмануть.

— Конечно, — сказала Таня. — Это вообще наша последняя встреча, да?

Серёга боялся, что Таня обидится на него после разрыва отношений, не станет защищать его, отдаст папку Щебетовскому. Но соврать, что на воле у него с Таней всё продолжится, как прежде, Серёга не мог. Ему было тягостно собственное малодушие, порождённое тюрьмой и бессилием узника.

— Там видно будет, — глухо сказал Серёга, встал и начал одеваться.

Танюша смотрела: он был мускулистый и белотелый — натренировался в тюрьме, но, конечно, не загорел. Серёга оглянулся. Таня лежала на скамейке, застеленной простынкой, голая, будто для операции или для казни.

— Да, это последняя наша встреча, Татьяна, — твёрдо сказал Серёга.

Танюша не заплакала. Серёга даже удивился — почему? Он просто забыл, что Танюша, пока он сидел в тюрьме, уже обрела опыт потерь.

* * *

Через несколько дней Таня отыскала Немца. Он по‑прежнему работал водителем при «Юбиле» на той же старой «барбухайке». Таня притулилась на бетонном блоке во дворе Дворца культуры, ожидая возвращения Немца из рейса, смотрела на окна Дворца и как‑то не могла поверить в своё прошлое.