он прошел, Гидеон заслуживает милосердия. Но верить в это, думая о Йитти, Истет и Хими, было нелегко.

Я старалась не слушать слова, которые бормотал Рах, перекрывая все попытки Гидеона объяснить или уговорить его уйти, пока наконец тот не замолчал.

– Мы уходим отсюда, – сказал Рах. – Можешь на меня опираться, но идти придется самому. Постараешься ради меня?

Он обращался с Гидеоном как с испуганной лошадью, и я подумала, что так, наверное, проще – решать насущную проблему вместо того, чтобы пытаться примирить противоречивые мысли.

Рах начал подниматься на ноги, и я шагнула вперед, но остановилась, когда он покачал головой. Побоялся ли он, что я напугаю Гидеона, или понял, как мне тяжело, я все равно была ему благодарна.

– Можешь уходить, – сказал он, поставив Гидеона на нетвердые ноги. – Ясс ждет, он поможет, если потребуется.

То, что Ясс был поблизости, а я не могла с ним увидеться, оказалось больнее, чем я ожидала. Мы оба поставили свой народ выше друг друга, выше надежды на отношения, которые могли и не продлиться за пределами чужбины, но объятия его сильных рук на несколько блаженных мгновений могли бы примирить меня с этим миром. Но у него была своя задача, а у меня своя, и меня, наверное, уже ждали Сичи и Нуру.

– Мы кое-что приготовили в дорогу, – я указала на пару мешков у стены. – Передай один от меня Яссу и скажи… скажи спасибо. Еще раз.

Скупые слова, но ничего не поделать. Рах кивнул, и его губы искривились в улыбке, за которой скрывалось все, что мы никогда не говорили друг другу и теперь уже не скажем. Мне пришлось смириться с этим, как и с разлукой с Яссом. Я могла только верить, что у них все получится, и отвернуться с разбитым, переполненным чувствами сердцем.

Когда я поднялась по лестнице, пол задрожал, и я оперлась о стену. Сквозь клубы пыли и треск бревен пробивались крики. Пара слуг, спрятавшаяся в дверном проеме неподалеку, наблюдала, как я выбегаю обратно на свет.

В куче осколков, в которую превратились ступени, лежал валун. Когда я попыталась спуститься, камни заскользили под ногами. Во дворе царил беспорядок. Землю покрывали выбитые из стены камни, упавшие стрелы и тела. Два левантийских целителя стояли на коленях возле кричащего солдата, бегал какой-то мальчишка и собирал стрелы. Вместе с вонью крови и пыли и грохотом тарана, бьющего в ворота, все это казалось невыносимым.

– Ты видел императрицу? – крикнула я проходящему мимо солдату, но он даже не оглянулся.

Ворота еще держались, но стена сильно пострадала. На ней еще стояло несколько лучников, но бо́льшая часть солдат в напряженном ожидании собралась во дворе. Я направилась к мелькнувшему алому плащу.

Эдо стоял в центре большой группы солдат и выкрикивал приказы. Они смотрели на него с доверием, которым когда-то обладала и я в отношении собственных предводителей.

– Эдо!

Он обернулся, и на его лице промелькнуло облегчение. Прежде чем я успела спросить, он указал в сторону конюшни.

– Императрица Сичи, – вот и все, что я поняла, но больше и не требовалось.

Эдо продолжил отдавать приказы, а я протолкалась сквозь толпу солдат, воняющих потом и страхом.

Главный конюшенный двор, где левантийцы седлали лошадей, находился у подножия северной башни. Животные беспокоились от шума и страха, и Локлан, которого звали со всех сторон, метался по двору, помогая всем, чем мог.

– Локлан!

Он оглянулся, утирая с лица пот.

– Капитан! Итагай готов.

О, снова стать капитаном, снова сидеть на коне и сражаться так, как меня учили. Но этот путь не для меня.

– Бери его сам. Мне нужно найти императрицу.

– Я?

– Да, ведь твоя лошадь осталась с Эзмой. Он тебе нужнее, чем мне.

Он посмотрел на меня с открытым ртом.

– Ты… ты уверена, капитан?

Нет, не уверена.

– Да, – ответила я, сказав себе, что если не могу доверить Итагая своему конюху, то вообще никому не могу доверять. – Я знаю, что ты о нем позаботишься. Сражайся как следует.

– И ты, капитан. Я видел, как Нуру с императрицей лезут на крышу конюшни.

Я не спросила зачем, не поблагодарила его, боясь, что возьму назад свое предложение, и ушла, не обращая внимания на призывы и крики, пробираясь по грязи и растоптанному сапогами и копытами сену сквозь толпу лошадей и левантийцев.

Сбоку от главной конюшни я влезла на шаткие ворота и оттуда добралась до края крыши. Руки горели, но я кое-как втащила себя на скользкую черепицу.

В дальнем конце стояли Сичи и Нуру, выглядывая сквозь щель в кладке. Они склонились друг к другу, будто переговаривались, но, услышав стук черепицы под моими сапогами, обернулись.

– Рах пришел, – сказала я. – Они ушли. И вам нужно выбираться отсюда. Не знаю, сколько мы продержимся, если вторая императрица не придет на помощь.

Мне не требовалось спрашивать, есть ли известия от императрицы Мико – по их лицам было понятно, что мы с Лео один на один.

– Я пыталась уговорить Сичи уйти, но она говорит, что предводители не бегут, – сказала Нуру, бросив взгляд на императрицу, выглядевшую в позаимствованных доспехах совсем другим человеком.

– Безусловно, но чей она сейчас предводитель? – Я поскользнулась и с трудом удержалась от падения с крыши, схватившись за конек. Сичи едва не бросилась спасать меня, но остановилась, когда я покачала головой в знак того, что все в порядке. – Она не может вести в бой левантийцев, а кисианцев ведет Эдо. Если она нужна Лео, надо срочно увести ее отсюда.

– Ты говорить обо мне. Говори я. Не Нуру, – произнесла Сичи на ломаном левантийском.

Уязвленная упреком, я посмотрела ей в глаза.

– Ты должна уйти. Здесь небезопасно. Лео не должен тебя поймать. Уходи через пещеры. Если поспешишь, то догонишь Раха, Ясса и Гидеона. Они не могли уйти далеко.

Нуру перевела, и Сичи прикусила губу. Она оглядела двор, быстро рушащуюся стену и начавшие поддаваться ворота. У нас были солдаты и всадники, луки и клинки, но когда чилтейцы прорвутся, они размажут всех о наши собственные стены.

– Твое присутствие никак не повлияет на результат, – сказала я. Жестокие слова, но правдивые, и она это понимала.

Сичи кивнула.

– Хорошо. А теперь иди, пока…

С порывом ветра над нашими головами пронеслась тень огромного валуна, и камень разбился о камень с таким грохотом, что я зажала уши руками.

Шум должен был утихнуть, но почему-то нарастал, превращаясь в громовой раскат камнепада. Из середины северной башни вывалились камни, и она рухнула набок как срубленное дерево. Обломки разлетелись по двору, но основная часть упала за стену, перегородив тропу, ведущую в горы. Тропа прогнулась под тяжестью, земля просела, словно от удара гигантского кулака.

Пещеры.

Меня пронзил ледяной ужас. Над нами пронеслось облако пыли, она щипала глаза и не давала дышать, но боль от ударов мелких камней о