Иоганн Мельцер устал, говорил с трудом, заикаясь. Когда Лейтвин привел его тогда в Нижний город, он очень испугался, не думал, что Луиза может умереть. И тогда он отправил в приют ребенка – Мари, но ежегодно делал приюту щедрые пожертвования, чтобы малышке жилось хорошо…

– Мари… – Он, наконец, умоляюще посмотрел на нее.

– Я… все… рассказал… правду. У меня… перед тобой… и твоими родителями… большой грех, в чистилище меня… ждут пытки. Ты можешь меня… простить?

Комната поплыла у Пауля перед глазами. Что он требовал от Мари? Насколько великодушной должна быть эта молодая женщина, чтобы простить ему такое?

Тон Мари был твердым и непривычно холодным:

– Надейтесь, что Господь простит вас, господин Мельцер. Потому что я этого не сделаю!

52

– Мари!

Она вскочила и побежала к двери. Пауль хотел бежать за ней, но его преподобие остановил его:

– Пусть идет, Пауль. Ей нужно осознать все услышанное.

– Но я не могу оставить ее сейчас одну.

Пастор энергично затряс головой и крепко взял Пауля за руку.

– Позаботьтесь лучше о себе, Пауль, – посоветовал ему Лейтвин. – Вам тоже довелось услышать вещи, которые трудно понять. Наказание и справедливость – Господа промысел. Но мы – грешные люди – должны учиться прощать.

Пауль почти не слушал: в проповедях он сейчас нуждался в последнюю очередь. Он высвободился из рук пастора и поспешил в коридор вслед за Мари. Он побежал к служебной лестнице, но девушки там не было, но на четвертом этаже услышал, как хлопнула дверь. Она спряталась в своей комнате?

– Мари! Давай поговорим. Прошу тебя, Мари!

Ответа он не услышал, но в коридоре началось какое-то движение. Мать и сестры вышли в коридор, боясь, что опять что-то стряслось.

– Пауль! Что случилось? Скажи нам что-нибудь, иначе мы умрем от волнения.

Он оставил идею бежать на четвертый этаж. Это выглядело бы более чем неподобающе, ведь в комнатах прислуги хозяевам делать было нечего. Не мог он идти в спальню Мари.

– Ничего страшного, мама, – соврал он. – Папе лучше, ты можешь пойти к нему.

– Но почему Мари убежала?

Подошли Элизабет с Китти, и Паулю срочно пришлось придумать какую-то причину.

– Папа рассказал Мари, что она дочь Якоба Буркарда – его бывшего партнера.

– Ах, – прошептала Алисия. – Ты ведь так и думал, Пауль. Бедная девочка, должно быть, совершенно сбита с толку.

– Конечно. – Пауль был рад, что такое объяснение оказалось достаточным для матери. Но, к сожалению, оно не устроило Китти.

– Но… но ведь это же чудесно, Пауль, – воодушевилась Китти. – Этот Буркард был случайно не изобретателем или конструктором? Господи, отец Мари – изобретатель. И почему ей рассказали только сейчас?

– А зачем было делать из этого такую тайну? – поинтересовалась Элизабет. – Так ли уж это важно, что Мари надо было звать к постели больного?

У Пауля не было желания погрязнуть в дальнейшем вранье, и он коротко ответил, что не знает.

– Мне все это кажется очень странным. – Элизабет с недоверием посмотрела на брата. – Ты о чем-то умалчиваешь, не так ли?

Он не стал отвечать, чтобы не ссориться. Алисия тем временем вошла в кабинет отца, было слышно, как они говорят со священником. Китти тоже побежала туда, с облегчением узнав, что папе легче.

– Но папа, – уговорила она, – если медицинский советник сказал тебе ехать в больницу, мы должны ехать в больницу. Мама совершенно права – тебе немедленно нужно в госпиталь. Ведь мы все хотим, чтобы ты выздоровел, папочка.

– Тут она обломает себе зубы, – проворчала Элизабет. – Если папа чего-то не хочет, то и не захочет.

Раздался телефонный звонок, и Пауль мысленно проклинал и фабрику, и все, что с ней связано. Он хотел найти Мари, хотел сказать ей, как потрясен откровениями отца. Сказать, что сочувствует ей и понимает ее гнев. Что он сделает все что угодно, лишь бы загладить вину…

– Пауль? Это фрейлейн Людерс с фабрики. Она хочет поговорить с тобой.

– Иду…

Людерс была в полном замешательстве. Две машины вышли из строя из-за постоянно рвущейся пряжи. Альфонс Динтер из цеха печати на тканях жалуется, что синяя краска почти израсходована, и неожиданно объявился важный заказчик. Господин Грундайс из Бремена хотел бы узнать о новой набивке. Он поселился в «Трех маврах» и надеется провести вечер в приятной компании.

С каким удовольствием Пауль послал бы ко всем чертям и старательную секретаршу, и нитки с краской, и господина Грундайса, но почувствовал на себе взгляд отца, наблюдавшего за его разговором с дивана. И если сейчас все бросить, от этого не будет пользы ни ему самому, ни Мари.

– Скажите господину Грундайсу, что я буду у него через десять минут. А пока позаботьтесь об остальном.

– Уже позаботились, господин Мельцер. У вас там все в порядке? Мы с фрейлейн Хофман беспокоимся…

– Для беспокойства нет никакого повода, дорогая фрейлейн Людерс. Я сейчас приеду.

Ему с трудом дался его привычный беззаботный тон, но все получилось. Что перед этим говорила мама? Быть сильным. Никогда еще он не чувствовал себя настолько слабым и беспомощным.

– Мне нужно уйти, кое-что уладить, – объявил он и, кажется, увидел на лице отца слабую улыбку. Алисию это не обрадовало, она надеялась, что Пауль убедит Иоганна последовать совету врача. – Пожалуйста, позаботьтесь о Мари. Она совершенно потеряна и нуждается в поддержке.

– Если тебе это так важно, Пауль, – пообещала Алисия. – Я сейчас же пошлю к ней Эльзу, она спросит Мари, чем ей помочь.

Доброе намерение матери совершенно его не успокоило.

– Пусть Эльза ей передаст, что сегодня вечером я хочу поговорить. Это крайне важно, мама.

Настойчивость, с которой он произносил свою просьбу, озадачила не только мать. Элизабет нахмурилась, заметив, что сейчас в семье вообще-то есть более насущные вещи, чем разговор с камеристкой. Китти, наоборот, улыбнулась лукаво, что было не очень-то уместно в данной ситуации.

– Скажи-ка, Поль, – растягивая слова, произнесла она. – Между тобой и Мари есть что-то, о чем мы еще не знаем?

– В другой раз… – ответил он, взявшись за ручку двери.

Идя к лестнице, он услышал возмущенный возглас матери:

– Пресвятая Дева Мария! Не может этого быть!

– Думаю, может, мама. Он по уши в нее влюблен.

Эльза вернулась и рассказала, что Мари легла и что после перенесенного потрясения имеет полное право немного отдохнуть. Алисия долго сидела возле мужа, они говорили о том, что касается их двоих, поэтому дочери сочли свое присутствие излишним. Пастор тоже попрощался, Китти с Элизабет проводили его вниз. Сестры пытались