– Я поняла, – обиделась Элизабет. – Мой будущий муж, видимо, не столь желанный…

Алисия глубоко вздохнула. День выдался ужасным, но хуже было то, что им предстоял еще вечер.

Пауль с Китти вернулись на виллу менее чем через полчаса – уставшие и в крайнем возбуждении. Пока Пауль расспрашивал экономку, Китти пошла в комнату Мари на поиски каких-нибудь зацепок. Пауль поднялся на второй этаж, чтобы выразить матери и Элизабет свое недовольство. В красной гостиной он нашел только Элизабет, которая ему сообщила, что отец опять вызвал маму для беседы.

– Меня он явно не хочет видеть, – обиженно проговорила она. – Китти вообще-то тоже. Кстати, Мари сбежала и правильно сделала.

Пауль весь кипел от гнева. Ему было стыдно иметь такую равнодушную и бессердечную сестру. Для шитья платьев ей Мари хороша, а как человек – полностью безразлична. Неудивительно, что папа не зовет ее к себе…

Для Элизабет это было слишком, она разрыдалась. Она знала, что в этой семье ее никто терпеть не может, что она всегда была нежеланной, но надеялась, что хотя бы папа…

Вошла Алисия и резко закрыла за собой дверь.

– Что тут происходит? Элизабет, пожалуйста, соберись. Пауль, папа хочет говорить с тобой.

Однако Пауль не желал подчиняться воле матери. Папа хочет с ним говорить? Подождет. Почему это никто не уважает его желания? Он ведь настоятельно попросил позаботиться о Мари в его отсутствие. Как же могло случиться, что она ушла?

Алисия была готова к подобным упрекам, но не в таком тоне. Она ответила, что это произошло и изменить ничего, к сожалению, невозможно. Но она убеждена, что Мари рано или поздно вернется на виллу. Она умная девушка с хорошим характером.

Элизабет изумленно уставилась на мать. Боже милостивый, всем известно, что Пауль мамин любимчик, но настолько перегибать палку не стоило.

– Пожалуйста, иди теперь к отцу. Он тебя ждет.

– Пойду, но ненадолго. У меня дела! – недовольно проговорил сын.

– И не говори ему, что Мари ушла. Прошу тебя, Пауль.

– Ладно…

Иоганн Мельцер лежал в той же позе – спиной опирался на подушки и был укутан мягким шерстяным одеялом. Вид у него был неважный, но стеклянный отсутствующий взгляд исчез, Паулю даже показалось, что отцу получше. Возможно, этому способствовали его признания. Хотя на семью они легли тяжким бременем.

– У меня мало времени, отец. Грундайс из Бремена ждет в «Трех маврах».

Иоганн Мельцер кивнул, однако взглядом показал на стул рядом с диваном, на котором недавно сидела Алисия.

– Я маме тоже рассказал, как все было, – начал он. – Она приняла мужественно и сказала, что ее любовь ко мне не угаснет, несмотря ни на что. Я попросил ее передать это девочкам.

Он замолчал, сделал тяжелый вздох, как будто что-то давило ему на грудь. Он раздумывал, посвящать ли в эту историю дочерей. Плохо, когда отцу приходится стыдиться перед дочерьми, но в конце концов решил, что они все равно узнают.

Пауль ответил молчанием и нетерпеливо ерзал на стуле. Пусть отец признается в чем угодно, у него самого были другие заботы. Надо расспросить старого садовника, может, он видел Мари. Густав был за оранжереей, развешивал полотно для защиты растений от июньского солнца. Он ничего не видел.

– Ты меня слушаешь, Пауль?

Он вздрогнул. Конечно, слушает и ждет продолжения.

– Ты помнишь о нашем разговоре три недели назад?

О нем Пауль очень хорошо помнил. Ему было стыдно, что так рассердил отца. Но теперь, когда правда о прошлом вскрылась, сострадания поубавилось.

– С моей стороны было несправедливо, Пауль. Я солгал тебе, не хотел признавать вину. Но Господь наказал меня, и я повинуюсь Его воле.

Отец попробовал сесть повыше, и Пауль вскочил поддержать его.

– Оставь… – прокряхтел Мельцер. – Я хочу сам. Я должен сам.

У него действительно получилось приподняться, теперь он сидел тяжело дыша и немного сгорбившись, но, казалось, был доволен собой.

– Скоро я предстану перед Судом Божьим, Пауль, – задыхаясь, произнес Иоганн. – И дела у меня, видимо, плохи. Хочешь мне помочь?

– Чем могу…

Иоганн Мельцер удовлетворенно кивнул и подождал, пока Пуль поправит подушки.

– Скажи, как у вас с Мари, – потребовал отец. – Это мимолетная интрижка? Или это больше?

Вопрос был неожиданным, Пауль не понимал, куда клонит отец. Еще три недели назад он говорил о том, чтобы «закрутить интрижку», и предупреждал его, что Мари «повесит на него ребенка». Но болезнь изменила его.

– Больше, – ответил Пауль. – Намного больше.

Ответ отцу понравился. Он спросил, как долго это уже продолжается и не беременна ли уже Мари. Паулю пришлось подавить эмоции – что за допрос?

– Ты мне, вероятно, не поверишь, но я до Мари пальцем не дотронулся. Она не из тех, кто легко достается мужчине, кроме того, она умная и очень гордая.

Иоганн Мельцер закашлялся и снова попросил воды, он сидел перед сыном пыхтя и хватая воздух.

– Не дотронулся? Как не дотронулся? Если мне не изменяет память, раньше ты не был таким сдержанным.

Пауль подтвердил. Но с Мари по-другому, почему – он не мог объяснить, но продиктовано это было уважением. И любовью.

– С любовью, – повторил Иоганн Мельцер. – А она? Она тоже влюблена? Или ты ей теперь безразличен?

– Я не знаю, – глухо проговорил Пауль. – Было время, мне казалось, она чувствует ко мне что-то. Но потом…

– Что потом?

Пауль сомневался, рассказывать ли. Отец еще чего доброго опять разволнуется и получит второй удар. С другой стороны, он хотел говорить о своей любви.

– Потом все закончилось не начавшись. Я сделал ей предложение, она его отвергла со словами, что хозяин не может жениться на камеристке.

Отец вдруг заохал. Пауль в испуге вскочил, хотел бежать звать врача, но остановился, когда Иоганн протянул к нему руку.

– Ты… ты… сделал… предложение? – выдавил он из себя и снова принялся охать. – Но это же великолепно. Она… сказала… нет?

До Пауля дошло, что отец смеется. Он смеялся над сыном, которому камеристка Мари дала от ворот поворот. Ну что ж, хорошо, конечно, что он так развеселился.

– Послушай, Пауль! – Иоганн взял сына за плечо. – Она мне нравится, твоя Мари. Любит она тебя или нет – неважно. Я хочу, чтобы ты на ней женился. – С этими словами Мельцер-старший откинулся на подушки и устало закрыл глаза. Пауль смотрел на него и думал, не сошел ли отец с ума.

– Пойми же, – пробормотал он. – Это мой последний шанс получить прощение. Несправедливость, которую я сотворил, будет исправлена тобой. Поговори с ней, прошу…

Пауль пообещал – что он мог сделать?