В своем романе «Дом Духов» Исабель Альенде не делает художественных обобщений. Она ставит перед собой иную задачу: до малейших деталей точно воссоздать увиденное и пережитое ею в трагические дни переворота. Стать летописцем конкретных событий. При этом она не старается быть беспристрастным летописцем — гнев, страх, боль, растерянность буквально пронзают последние главы романа.

Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас свою нобелевскую речь (1967) назвал «Латиноамериканский роман — свидетельство эпохи».

Такое свидетельство как раз и пишет Исабель Альенде.

Надо только сделать одну существенную оговорку: это свидетельство женщины.

Если бы «Дом Духов» был издан анонимно, то читатель, скорее всего, с уверенностью сказал бы, что этот роман написан женщиной. Именно женщинам отданы и все симпатии автора.

Прекрасная Роза — это символ красоты. Красоты неземной, загадочной, живущей в этом мире только одно мгновение, но остающейся в людской памяти навсегда.

Имена других героинь связаны с белым цветом (и следовательно, со светом). Белый цвет, как известно, символ чистоты. Клара — светлая, полная света, сияющая, прозрачная, чистая, проницательная, ясная. На этом последнем значении имени более всего и останавливает внимание автор: Исабель Альенде называет Клару ясновидящей (она играет словами, по-испански — Clara, clarivitente) и наделяет ее пророческим даром.

Бланка — белая, светлая, чистая.

Альба — утренняя заря, рассвет. В романе Альба — предвестница нового дня.

С чьей-то легкой руки, как раз в связи с творчеством Исабель Альенде, в критике появился — явно иронический — термин «магический феминизм». Почти наверняка придумал этот термин мужчина. Видимо, писатели-мужчины обиделись, что их потеснили на литературном Олимпе… Чилийская поэтесса Габриэла Мистраль, стихи которой буквально кричат: «Мы рождены женщиной», стала первым в Латинской Америке писателем, которого удостоили Нобелевской премии (произошло это в 1945 году).

В настоящее время из всех писательниц Латинской Америки (а их, разумеется, немало) только Исабель Альенде приобрела всемирную известность.

Но главное, на наш взгляд, отличие романа «Дом Духов» от великих романов Гарсиа Маркеса не в том, что эта проза написана женской рукой, а в том, что в книге Исабель Альенде нет смеха.

Указывая на значение смеха в литературе, М. М. Бахтин писал: «Настоящий смех, амбивалентный и универсальный, не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости, от фанатизма и категоричности, от элементов страха или устрашения, от дидактизма, от наивности и иллюзий, от дурной одноплановости и однозначности, от глупой истошности. Смех не дает серьезности застыть и оторваться от незавершимой целостности бытия. Он восстанавливает эту амбивалентную целостность».[70]

Из крупных писателей Латинской Америки всегда абсолютно серьезен Борхес, поставивший перед собой цель создать постскриптум ко всему корпусу мировой литературы; Борхес завершает определенный период развития литературы, как бы обводит ее траурной рамкой. Но большинство писателей Латинской Америки отказываются от черной одежды на поминках литературы, они еще не утратили связь с карнавальными формами искусства, с народной смеховой культурой. Точнее сказать: ныне эта связь в их творчестве только укрепилась. Ведь карнавал — это еще одна «чудесная реальность» Латинской Америки.

Смех, например, вовсе не чужд поэзии Пабло Неруды. А что уж говорить о Гарсиа Маркесе, творившем «для великого смеха всех грядущих поколений»?! Смех — это победа над страхом. Победа над смертью.

«Профессиональный оптимист» (так он называет себя сам) Гарсиа Маркес в нобелевской речи (1982) соединил социальные проблемы Латинской Америки и литературу континента. При этом самого Гарсиа Маркеса нельзя заподозрить в том, что он смотрит на мир сквозь розовые очки: мир, который он изобразил, например, в «Осени патриарха», ох как далек от идиллии. Но, прощаясь с патриархом, народ в романе Гарсиа Маркеса смеется — и таким образом прощается со страхом перед диктатором.

Трагические события сентября 73-го, свидетелем которых была Исабель Альенде, не давали ей повода для смеха. Но ведь писательница рассказывает историю нескольких поколений семьи, где с избытком хватало «неукротимых чудаков». А помимо «семейных» чудаков, дом Клары всегда был полон еще и чудаками «с улицы». И еще — призраками. Нет границ между «этим» и «тем» миром. Казалось бы, благодатнейшая почва для смеха… Но, видимо, отсвет пережитой трагедии (может быть, неосознанно для автора) лег и на первые главы романа. Как бы там ни было, попав в руки читателя, роман зачитывался до дыр. Читателю было необходимо ощущение «полной гибели всерьез»…

Что же нового принесла Исабель Альенде в латиноамериканскую литературу?

Во многих ранних произведениях Гарсиа Маркеса еще нет «чудесной реальности» Латинской Америки. Нет ее, например, и в романе «Недоброе время» (1962), в котором рассказывается о диктаторе «местного масштаба». Такие произведения сам Гарсиа Маркес назвал впоследствии «будничным реализмом» (противопоставляя это определение термину «магический реализм»). Из них — сознательно или неосознанно — изъята «чудесная реальность».

Романы «Сто лет одиночества», «Осень патриарха», «зрелые» повести и рассказы — это уже «магический реализм».

«Магический реализм» — это и произведения Карпентьера, Астуриаса, Рульфо, Кортасара, Варгаса Льосы, Фуэнтеса.

«Магический реализм» — это и первые главы романа Исабель Альенде «Дом Духов».

Мир, изображенный художником, никогда, разумеется, не равен реальному миру. Создавая свой «фантастический» мир, родоначальники «нового латиноамериканского романа» более всего, кажется, заботились об одном: написать так, чтобы читатель поверил им на слово. А вернее: в их слово. И не случайно, говоря о литературном мастерстве своих собратьев по перу, Астуриас сказал, что они совершили «настоящий подвиг слова».

Когда Исабель Альенде писала свой роман, «вымыслы» латиноамериканских писателей уже стали в сознании миллионов читателей «реальностью».

Латиноамериканской прозе надо было осваивать новые территории. И Исабель Альенде рядом со своими «безумными» героями «поселяет» реалистически трезвого Эстебана Труэбу. Человека, которому и дела нет до призраков и пришельцев из «того» мира. Он — хозяин «земной реальности». Более того, Исабель Альенде позволяет Эстебану Труэбе в романе говорить «своим голосом». То есть вмешиваться в магический мир, созданный ею же самой, комментировать его, рационалистически объяснять. Получается, что узкий, будничный, односторонний взгляд на реальность в данном случае дополняет ее. Это «двуголосие» романа служит как бы иллюстрацией к словам о Латинской Америке как о «чудесной реальности». Ведь в них тоже звучат два голоса.