К декабрю 1892 г. домыслы в отношении коррупции начали просачиваться в прессу, и дело стало вентилироваться в Национальном собрании. Именно в ходе тех дебатов Поль Дерулед указал на Клемансо как на человека, ответственного за опеку над карьерой Герца и за облегчение проникновения последнего в высшие эшелоны французской политической жизни. Порицания Деруледа были крепко приправлены антисемитизмом и ксенофобией, но самые ударные реплики его метили в Клемансо как в лицо повинное в скандале, который опутал сетями весь французский истеблишмент; в общем, обвинения доходили до того, что Клемансо сам и есть главный коррупционер. Тот выдвинул аргументы в свою защиту и, после того как Палата закончила заседание, при посредстве секундантов направил Деруледу вызов. У Клемансо не оставалось выбора.

Стороны согласились встретиться в Сент-Уане во второй половине дня 22 декабря. Секунданты обговорили условия для дуэли, которые едва ли грозили превратить дуэль в некое опасное боевое соприкосновение: каждый из основных участников имел право на три выстрела с дистанции в 25 шагов. Клемансо провел утро с любовницей, после чего отправился в офис газеты, чтобы уладить дела на случай собственной гибели.

Дуэль началась в три часа. В первом и во втором круге оба промахнулись. Тут на место поединка выбежал какой-то зритель, заклиная стороны остановиться. Увещевания миротворца участники боя дружно проигнорировали и разрядили друг в друга пистолеты, промахнувшись и в третий раз. Пошли слухи о том, что Клемансо намеренно не целился в Деруледа, поскольку Тигр славился как очень хороший стрелок.

Много позднее Клемансо, уже как премьер-министр Франции, председательствовал на мирной конференции в Версале, которая изменила порядок вещей в Европе после Первой мировой войны. Другими столь же выдающимися фигурами на встрече являлись американский президент Вудро Вилсон и британский премьер-министр Дэйвид Ллойд Джордж. Великолепное живописное полотно сэра Уильяма Орпена с изображением заседания конференции запечатлело трех великих людей сидящими за высоким столом, решающими судьбу стран и народов и фактически пишущими саму историю. Невольно задаешься вопросом, что могли думать праведный книжник и миролюбец Вилсон и один из первых социалистов на государственном посту Ллойд Джордж о старорежимном и старомодном Клемансо — Тигре — с его 22 дуэлями? Вот уж и в самом-то деле встреча людей старой и новой закалки.

Другим стимулом для дуэлей служило возвращение на исходе девятнадцатого столетия во Франции интереса к фехтованию как к спорту. В шестнадцатом и семнадцатом веках любой более или менее крупный город имел фехтовальный salle (зал) с учителем, действовавшим под эгидой Королевской военной академии. Коль скоро институт этот революция отменила, к 1840 г. во Франции осталось, наверное, не более 10 salles. К 1870 г. увлечение фехтованием стало возрождаться, а после франко-прусской войны начался просто новый бум. К 1890 г. только в одном Париже к услугам желающих имелось свыше сотни salles d'armes с учителями, и такие же заведения открылись во многих провинциальных городах. Спорт стал настолько популярен, что ряд парижских универмагов — само по себе уже феномен — открыли у себя залы для фехтования, как поступили подобным образом и некоторые газеты{670}.

Возрождение интереса к фехтованию тесно связывалось для всех французов со страстным желанием отомстить за унижение 1870 г. Упражнения во владении клинковым оружием способствовали развитию как раз тех качеств, которые могли бы пригодиться для восстановления военной силы отчизны, необходимой для того, чтобы поквитаться с немцами. Глубину антинемецкого настроя в Третьей республике хорошо демонстрирует то обстоятельство, что во Франции в ту пору суды считали порочащим честь применение к кому-нибудь термина «пруссак» или «прусский». Стыд за поражение 1870 г. очень остро ощущался каждым французом, родившимся примерно в середине столетия{671}. Связь между возрождением моды на фехтование и дуэлями — особенно учитывая, что господствующей формой поединка являлся бой на клинковом оружии, — сама по себе, совершенно очевидно, заслуживает внимательного рассмотрения. Многие salles d'armes брали на себя роль арбитров в спорах и — если возникала такая потребность — обязанность следить за проведением собственно дуэли.

Одной из неистребимых сложностей для историка дуэлей служит вопрос: «Сколько?» Если вести речь о Франции на закате девятнадцатого века, тут мы располагаем куда более подробной статистикой, чем в отношении других эпох, хотя и в этом случае картина, тем не менее, не полная и требующая осторожного подхода. Сложно прийти к какому-то определенному заключению в отношении количества дуэлей применительно к самому раннему отрезку периода. Роберт Най очень сдержанно предполагает, что между 1815 и 1848 гг. во Франции ежегодно происходило примерно 100 дуэлей. Из них примерно в одной трети случаев дело заканчивалось смертельными исходами{672}.

Тем фактом, что ученые располагают неплохими сведениями о дуэлях в Париже на протяжении 80-х гг. девятнадцатого столетия, мы обязаны трудам господина Феррё, «Дуэльный справочник за 1880–1889 гг.» которого вышел в свет в 1891 г. Как мы уже отмечали в третьей главе, автор этой книги — нечто вроде справочника «Уизден», но по дуэльным, а не крикетным матчам — пользовался подобными сведениями, почерпнутыми из парижских газет. Данные Феррё показывают, что в 1880 г. отмечалось 40 «дуэльных ситуаций» — то есть случаев, когда после ссоры назначались секунданты, — из коих 31 закончилась поединком. Оружием в двадцати четырех таких встречах служили шпаги, в остальных семи — пистолеты. Лишь двое из участников 31 дуэли погибли. В 1885 г. Феррё насчитал 61 дуэльную ситуацию, что дало 50 дуэлей — в остальных случаях сторонам удалось договориться, не прибегая к оружию. Из 50 дуэлей всего в 36 стороны выбрали оружием шпаги, погиб же только один человек. В 1889 г. дуэльных ситуаций сложилось примерно столько же, 62, при этом 20 удалось разрешить мирным путем. Тридцать две дуэли велись на шпагах, и лишь три завершились смертельным исходом.

В 1892 г. криминолог Габриэль Тард давал оценку, согласно которой в 80-е гг. девятнадцатого столетия ежегодно происходило около 60 дуэлей — количество, почти точно укладывающееся в рамки статистических выкладок Феррё. Роберт Най, однако, считает данные слишком заниженными: он выдвигает цифру в 200 в год за период 1875–1900 гг., при этом поднимает планку до 300 в «хороший» год, полагая, что так картина будет более точной{673}. К сожалению, нет никакого убедительного средства, помогавшего бы сделать сколь-либо определенный вывод относительно всех этих показателей.

Достаточно и беглого взгляда на страницы альманаха Феррё, чтобы открыть факт наличия этакого ядра из господ, для которых дуэль стала своего рода привычкой. Возьмем, особо не выбирая, три примера. Месье Лиссагарэ, редактор газеты «Л’Энтрансижан» («Непримиримый»), прежде чем перейти в другую газету с очень подходящим названием «Ла Батай» («Битва»), фигурировал как главное действующее лицо в девяти дуэльных ситуациях, три из которых вылились в поединки. В двух из них он получил легкие ранения. Камиль Дрейфус — тоже газетчик — имел на счету восемь дуэльных ситуаций в роли главного участника и еще пять как секундант. Хотя только три ситуации закончились схватками, они, тем не менее, украсили тело Дрейфуса тремя ранами. Барон Хардон-Хикки дрался на шести дуэлях как главный участник и был ранен на трех из них. Анри Бернстейн — драматург — бился не менее чем в трех дуэлях за одну неделю в июле 1911 г. От двух этих встреч на память ему остались несерьезные ранения{674}.