И все же в лихорадочном политическом климате Третьей республики даже Жорес не чувствовал себя в состоянии отказаться от дуэли. В ходе дискуссии в отношении противоречивости личности Жанны д’Арк Поль Дерулед обвинил Жореса в том, что тот «самый одиозный извратитель совести, который только когда-либо служил иностранным интересам в нашей стране». Ответ Жореса, получивший широкое освещение в прессе, не оставлял сомнений в его позиции:

Партия социалистов, к которой я принадлежу, по вполне понятным причинам осуждает нелепый и варварский обычай разрешения конфликтов взглядов.

Мое извинение в отхождении от подобного принципа в том, что я ввязался в это дело не ради провокации, а поскольку сам стал объектом самой что ни на есть прямой, очевидной и неоправданной провокации.{679}

Склоняясь перед неизбежным, Жорес отправился на испанскую границу — Дерулед жил тогда в изгнание в Испании, — но выяснилось, что испанские власти, стремясь предотвратить поединок, арестовали его противника. Жорес, опасаясь, как бы над ним не стали подхихикивать из-за быстрого отказа от столь убедительно заявленного намерения перед лицом первой же трудности, послал французскому президенту телеграмму с просьбой временно вернуть Деруледа из изгнания. Когда же тот удовлетворил ходатайство, два господина получили возможность сойтись друг с другом на поле с французской стороны границы. 6 декабря 1904 г. Жорес — апостол мира — обменялся двумя выстрелами с Деруледом. Никто не пострадал, однако сам факт дуэли показывает движущую силу традиции, которая заставила даже такого человека, как Жорес со всеми его принципами, проявить волю и настоять на поединке. Крутой поворот судьбы спустя десять лет привел Жореса к гибели от руки французского националиста, застрелившего видного социалиста р парижском кафе.

К концу девятнадцатого века дуэль сделалась общепринятым явлением во Франции — согласно одному историку, до 1914 г. страна ежегодно видела не менее 500 поединков, — однако смертные случаи бывали редкими. Такое положение дел объясняется в значительной мере действием практики, предписанной графом де Шатовилларом в его «Эссе» 1836 г. и горячо приветствуемой подавляющим большинством французских дуэлянтов. Так или иначе, заметное снижение возможного риска — невысокая опасность поединков — стало причиной насмешек в адрес среднестатистической французской дуэли. Лондонская «Ежегодная хроника» за 1849 г., рассказывая о французской дуэли, позволила себе такой комментарий: «Подобные [встречи] в последнее время очень распространены, но они весьма и весьма безопасны»{680}. В 1901 г. одна из берлинских газет предлагала читателю следующее разъяснение:

Всему миру известно, что французская дуэль — на пистолетах ли, на мечах ли — не связана для участников ни с каким риском. В дуэльном протоколе можно прочитать, что нанесением одной из серьезнейших ран считается царапина на внешней поверхности правого указательного пальца или укол на десять миллиметров первой фаланги большого…{681}

В 1893 г. британский писатель, X. Сатерленд Эдвардс, выпустил в свет книгу «Старый и новый Париж», в которой имелась и глава, посвященная феномену дуэли. В начале этой главы Эдвардс пишет:

Рассказывают одну хорошо известную в Париже историю о жене журналиста, которая, взволнованная внезапным исчезновением мужа, долгое время пребывала в большой озабоченности, пока один его старый друг не сказал ей, что супруг ее отправился за город драться на дуэли. На что она воскликнула: «Благословен Господь! Тогда он в безопасности!»

Глава четырнадцатая. Дуэли и орлы — Германия и Россия до 1914 г.

В 1786 г. умер Фридрих Великий, король Пруссии. За время его длительного правления Пруссия привыкла к новому положению — к тому, что способна играть серьезную роль в больших делах Европы. Ранее такую позицию она занимала далеко не всегда, но на протяжении девятнадцатого столетия мощь и влияние Германии неуклонно росли до тех пор, пока к 1900 г. она не сделалась самой могущественной державой Европы в промышленном и военном отношении. В этой главе мы проследим дуэли в Германии — ив особенности в Пруссии — от момента кончины Фридриха Великого до начала Первой мировой войны в 1914 г.

В предыдущей главе мы рассмотрели развитие дуэли как явления во Франции в тот же период. Нам представляется возможность сделать поучительные сравнения и, так сказать, высветить различия между дуэлью во Франции и тем, какое место в общественной жизни занимала она по другую сторону Рейна. Можно без опаски сказать, что в девятнадцатом веке дуэль в обеих странах процветала и что она, как мы уже один раз говорили, являлась «побочным продуктом стремления определенной части населения к общественным высотам», но на том сходство и заканчивается. Во Франции распространение дуэльного этикета и понятий чести, на которых она основывалась, произошло, несмотря на упразднение ancien régime. В Германии подъем дуэли в значительной мере объяснялся волной милитаризма, накрывшей и затопившей всю страну, особенно после 1870 г. Существовавший режим, хотя формально и претендовал на звание демократического, в сути своей демонстрировал уверенную тенденцию крена в абсолютизм. Вполне понятно его стремление ревностно охранять права и привилегии своих естественных сторонников, среди которых дуэльная практика процветала и ширилась. Во Франции дуэль — особенно в период «золотого века» во времена Третьей республики — представляла собой феномен, характерный для гражданских лиц, тогда как в Германии институт дуэли решительно приватизировали военные. Во Франции предпочтительным оружием служил клинок, немецкие дуэлянты почти повсеместно делали выбор в пользу пистолета. К тому же Германия знала такое понятие, как mensur, или, иначе говоря, студенческая «дуэль»[84]— исключительно тевтонский институт, неведомый во Франции.

Фридриха Великого на престоле сменил племянник, Фридрих Вильгельм II, а в 1797 г. ему наследовал сын, Фридрих Вильгельм III (то есть внучатый племянник Фридриха II Великого. — Пер.). Прусский король, как и все коронованные особы Европы, пришел в ужас от Французской революции и в июле 1792 г. с готовностью объявил Франции войну. Прусская армия уверенно продвигалась по Франции, и к 1 сентября казалось, что дорога на Париж ей открыта — само существование революционного режима очутилось на волоске от гибели. Спасло его лишь неожиданное поражение пруссаков в битве при Вальми. Вальми стал досадной пощечиной и унижением для прусского оружия, словно бы забывшего славу времен Фридриха Великого. С того момента Пруссия принимала участие в борьбе против Франции лишь фрагментарно. В 1795 г. прусские власти почли за благо заключить с Францией мирный договор, предпочтя сконцентрироваться на делах к востоку, чтобы переварить большие территориальные приобретения от двух разделов Польши в 90-е гг. восемнадцатого века. Они довольно вяло поддерживали дело Третьей коалиции, когда же прусские войска столкнулись с Наполеоном в 1806 г., они понесли убедительные поражения под Иеной и Ауэрштедтом. Пруссия, однако, играла заметную роль в кампаниях 1813 и 1814 гг., которые привели к поражению Наполеона, а также и в заключительном акте драмы — в битве при Ватерлоо, — смыв позор лет французской оккупации после 1806 г.