её за это решение: Бая делала иные выборы очень, очень долго, Бая никогда не шла против своего племени, его благополучия и спокойствия. Бая ни разу не ответила Врану ни буквой, не сделала в его сторону ни шагу, пока он был где-то там, далеко-далеко. Но теперь всё иначе. Теперь Вран сам пришёл в её земли — и даже вознамерился вершить на них некое «возмездие». Как может Бая пропустить мимо ушей подобные угрозы?

— Он забрал Нерева, — продолжает увещевать её спину Сивер. — Самбора. Горана. Зорана. Зиму. Он украл у меня…

Голос Сивера дрогает.

Бая вновь останавливается.

— Он не крал, Сивер, — мягко говорит она. — Веш ушёл сам. В этом нет ничьей вины.

Хотя, наверное, часть врановой всё же есть.

Сивер болезненно поджимает нижнюю губу. Бая вздыхает. Кладёт ему руки на плечи — хорошо, что они надёжно скрыты от остальных деревянными Лесьярой и Радеем.

Веш покинул племя после их смерти. Бая видела, что Веш был… мягко говоря, несчастлив, и до этого — Веш не любил охоту, не любил свежевать дичь, Веш каждый раз замирал перед загнанным оленем, стеклянными глазами смотря, как ведущий охотник перекусывает ему горло. Веш действительно не был рождён для этого — но так решила Лесьяра. Бая не знает, почему. Некоторые решения матери до сих пор остаются для неё загадкой.

«Может быть, я смогу стать хотя бы… временным учеником?.. — с надеждой, с колкой, отчаянной надеждой спросил Веш у Сивера. — Пока у тебя не появилось… Бая же пока не собирается… А я бы мог… Ты же знаешь — я знаю, я очень хорошо разбираюсь…»

Бая понимала, к чему всё идёт. Сивер покачал головой, Бая предложила Вешу ухаживать за стариками — она помнила, очень хорошо помнила, что когда-то он хотел заниматься и этим.

Веш согласился. Провёл со стариками несколько месяцев.

А потом исчез с Белых болот, и в одном из первых писем к Бае Вран с чувствовавшимся даже сквозь зимин почерк удивлением сообщил, что Веш теперь с ним.

Что ж. Бая не стала повязывать ленту за Веша, как и за всех остальных, кроме Врана; все они сделали свой выбор, и она никак не могла назвать их «заблудшими».

А вот Врана…

— Сивер, — повторяет она. — Я не собираюсь обещать тебе, что отправляюсь туда, чтобы вернуть всех наших. Ты знаешь и сам — это не так. Возможно, Веш теперь очень хороший знахарь. Возможно, и Самбор — тоже. Возможно, их дела не так плохи, как тебе хочется верить — возможно, они счастливее, чем мы думаем. «Ворон из Сухолесья» пригласил меня на собрание глав племён, чтобы рассказать, как мы общими усилиями избавим эту землю от якобы опостылевших нам людей — я просто хочу объяснить ему, что эту землю не нужно ни от кого избавлять. Вот и всё.

— Каким образом Вешу стать «очень хорошим знахарем»? — морщится Сивер досадливо. — Кто мог научить его — волчонок с молоком на губах из Костяных пещер, припустивший за Враном после того проклятого солнцеворота? Умелец по ножам и поясам, никогда не нюхавший травы? Каким образом ты собираешься объяснять что-либо тупоголовому болвану, заявившемуся на нашу землю со своей очистительной сумасбродной задачкой? Каким образом хоть кто-то из них может быть счастлив? Бая, если ты хочешь просто посмотреть на него — так подожди, ты ещё увидишь его много-много раз. Когда он приползёт к тебе на коленях через несколько лет, развалив остатки своего «племени», которое уже разбегается от него по своим домам. Когда он сунется в нашу деревню, даже не представляя, во что она превратилась, и люди запрут его в железной клетке до конца его жизни, как уморительную зверушку, подбежавшую к их забору и не попавшую под стрелы. Когда он застрянет на опушке вечного леса, потому что никто в здравом уме не позволит ему пройти дальше — о, вот тогда-то мы на него…

— Именно поэтому я туда и иду, — насмешливо прерывает его Бая. — Чтобы никто не сидел на опушке вечного леса. Сивер, не мешай мне выполнять мои обязанности. Я вернусь через сутки — может, раньше. Пригляди, чтобы молодёжь не распустила за это время о моём исчезновении слишком много слухов — это ты умеешь, я в тебе не сомневаюсь.

— Зато я сомневаюсь, что…

Бая касается его щеки лёгким поцелуем.

И скрывается в своей землянке.

Туда Сиверу вход заказан: только для главы племени.

Её мужа и детей…

Бая старается не думать об этом. Никогда.

* * *

Горан и Зоран вытягиваются таким привычным, таким полузабытым для Баи — да и наверняка для них тоже — движением. Бая понимает это по их лицам, которые мгновенно приобретают озадаченный вид — и чуть не улыбается.

Надо же — совсем не изменились. Только возмужали, обматерели, превратившись из двух крепких молодых людей в двух крепких мужчин — да и всё на этом.

Горан с Зораном, конечно же, не стоят на высоком холме, охраняющем границу бывшей стоянки. Никакого холма нет — как нет и расчищенной поляны вместо густого леса, как нет и — ну, это было бы уже совсем смешно — знаменитых деревянных домов, которые Вран обещал всем направо и налево. Забавно, но Сивер оказался прав: лагерь племени Врана расположился прямо между плотной стеной деревьев, кое-как натянувшись грубой разнопёрой тканью в редких просветах — кажется, Вран был когда-то недоволен тем, что ему не хватает места для жизни? Что ж, едва ли здешнего места больше, чем в самой скромной землянке.

Бая склоняет голову в знак приветствия, стараясь не выдать себя смеющимися глазами. Сивер часто ворчит на неё после общих собраний: «Бая, хватит надо всеми смеяться!»

«Но я вовсе не смеюсь, Сивер», — невинно возражает ему Бая.

«Неважно, — мотает он головой. — Всё видно по твоим глазам».

Да. К сожалению, Бая ничего не может с собой поделать — иногда на этих собраниях можно услышать просто уморительные вещи от, казалось бы, уже умудрённых жизнью волчиц.

— Ух ты, — говорит Зоран хриплым, низким голосом.

— Ух ты, — повторяет за ним Горан.

— Бая, — говорит Зоран.

— Бая, — повторяет Горан.

— А мы-то думали…

— Нет, мы, конечно, думали, что…

— А это не наша затея, ты так и знай: не наша!

— А мы сказали Вран… Ворон… а мы ему сказали: да ты что? Да не наша это земля, не наше это место, негоже нам…

— Успокойтесь, — всё-таки позволяет себе усмехнуться Бая. — Не из-за места я сюда пришла — хотя… и из-за него тоже.