вокруг стареет и гибнет» {120}, — процитировал Кэсл.

— Откуда это?

— Из псалма, который я пел в школе.

Дэйнтри снова подошел к столу и посмотрел на фотографию.

— Это моя дочь, — сказал он, словно счел необходимым представить девушку.

— Поздравляю. Красивая девушка.

— Выходит замуж в этот уик-энд, но я едва ли поеду на свадьбу.

— Вам не нравится жених?

— О нет, он, должен признать, в порядке. Правда, я не встречался с ним. Ну о чем мне с ним говорить? О детском тальке фирмы «Джеймисон»?

— Детском тальке?

— Фирма «Джеймисон» пытается выжить с рынка фирму «Джонсон» — во всяком случае, так говорит мне дочь. — Он сел в кресло и погрузился в невеселое молчание.

Кэсл сказал:

— Похоже, Дэвис заболел. А я сегодня утром задержался. Неудачный выбрал Дэвис для болезни день. Мне придется одному заниматься почтой из Заира.

— Извините. В таком случае не стану вас задерживать. Я не знал, что Дэвис болен. Ничего серьезного?

— Думаю, что нет. Доктор Персивал обещал посмотреть его в обеденное время.

— Персивал? — переспросил Дэйнтри. — А разве у Дэвиса нет своего врача?

— Ну, если доктор Персивал посмотрит его, старушке Фирме это ведь ничего не будет стоить, верно?

— Да. Только вот… работая на нас… он, должно быть, несколько поотстал… я хочу сказать: в медицине.

— Ну, ему, наверное, не так трудно будет поставить диагноз. — Это прозвучало, как эхо другого разговора.

— Я ведь, собственно, хотел вас видеть, Кэсл, в связи… вы вполне довольны Дэвисом?

— Что значит «доволен»? Мы отлично работаем вместе.

— Иногда приходится задавать весьма глупые вопросы… сверхпримитивные… но я ведь отвечаю за безопасность. И необязательно думать, что под моими вопросами таится что-то важное. Дэвис играет, да?

— Немного. Любит говорить о лошадях. Сомневаюсь, чтобы он много выигрывал или много проигрывал.

— А как насчет выпить?

— Не думаю, чтоб он пил больше меня.

— Значит вы полностью ему доверяете?

— Полностью. Конечно, все мы склонны ошибаться. А что, была какая-нибудь жалоба? Мне б не хотелось, чтобы Дэвиса куда-то перевели, — разве что в Л.-М.

— Забудьте, что я вообще о чем-то вас спрашивал, — сказал Дэйнтри. — Я задаю такого рода вопросы обо всех. Даже о вас. Вы знаете такого художника — Николсона?

— Нет. Он из наших?

— Нет, нет. Просто иной раз я чувствую, что отстаю, — сказал Дэйнтри. — А вы бы не… впрочем, вечером вы наверняка спешите домой, к семье?

— Ну в общем… да.

— Если по какой-то причине вам придется задержаться на ночь в городе… мы могли бы поужинать вместе.

— Это у меня не часто случается, — сказал Кэсл.

— Да, да, очевидно.

— Понимаете, жена у меня нервничает, когда остается одна.

— Конечно. Ясное дело. Просто у меня мелькнула такая мысль. — Он опять посмотрел на фотографию. — Мы с ней время от времени ужинали вместе. Дай-то бог, чтоб она была счастлива. Ведь со стороны ничем не поможешь, верно?

Молчание окутало их, как издавна известный лондонский туман, отделив друг от друга. Ни тот, ни другой уже не видели под ногами тротуара — теперь надо было идти с вытянутой рукой, нащупывая дорогу.

Кэсл сказал:

— Мой сын не в том возрасте, когда женятся. Я рад, что мне еще не надо тревожиться на этот счет.

— Вы ведь по субботам приезжаете сюда, да? Но едва ли, наверно, сможете задержаться на час или на два… а то ведь я ни души не знаю на этой свадьбе, кроме собственной дочери… ну, и ее матери, конечно. Она сказала — я имею в виду дочь, — что я могу привести с собой кого-нибудь с работы, если захочу. Для компании.

Кэсл сказал:

— Конечно, я буду рад… если вы действительно считаете…

Он почти никогда не мог не откликнуться на призыв о помощи, каким бы зашифрованным тот ни был.

2

На сей раз Кэсл решил обойтись без обеда. И терзал его не голод, терзало то, что весь распорядок дня полетел вверх тормашками. Но ему не сиделось на работе. Хотелось убедиться, что Дэвис в порядке.

Когда в час дня, заперев все бумаги в сейф, даже сухую записку от Уотсона, Кэсл выходил из огромного здания без вывески, он столкнулся в дверях с Синтией.

— Иду посмотреть, как там Дэвис, — сообщил он ей. — Не поедете со мной?

— Нет, с какой стати? Мне нужно сделать кучу покупок. А вы почему туда едете? Ведь у него же ничего серьезного, верно?

— Да, но я подумал: надо к нему заглянуть. Он же там один в квартире — если не считать этих типов, занимающихся окружающей средой. А они до вечера никогда не появляются.

— Доктор Персивал обещал посмотреть его.

— Да, я знаю, но сейчас он наверняка уже уехал. Я подумал, может, вы все-таки съездили бы со мной… просто посмотреть…

— Ну, если мы там не застрянем надолго. Цветы ему везти необязательно, нет? Как, скажем, в больницу. — Суровая девица.

Дэвис открыл им дверь в халате. Кэсл заметил, как он просиял при виде Синтии и тут же сник, поняв, что она не одна.

— A-а, и вы приехали, — заметил он без восторга.

— Что с тобой, Дэвис?

— Сам не знаю. Ничего особенного. Старушка-печенка взыграть решила.

— По-моему, твой приятель сказал по телефону, что у тебя что-то с желудком, — сказала Синтия.

— Ну, печенка ведь недалеко от желудка, верно? Или почти недалеко? Я жуть как плохо разбираюсь в собственной географии.

— Я перестелю тебе постель, Артур, — сказала Синтия, — а вы пока поговорите вдвоем.

— Нет, нет, пожалуйста, не надо. Она просто немного смялась. Присаживайся. Выпей чего-нибудь.

— Это вы с Кэслом пейте, а я все-таки перестелю постель.

— До того волевая — просто жуть, — заметил Дэвис. — Что будете пить, Кэсл? Виски?

— Спасибо, немножко.

Дэвис поставил на стол два стакана.

— Тебе лучше не пить, если у тебя печенка не в порядке. Что все-таки сказал доктор Персивал?

— О, пытался меня запугать. Врачи всегда ведь так, верно?

— Я вполне могу выпить один.

— Он сказал, что, если я не сокращу выпивку, у меня может развиться цирроз. Завтра мне придется поехать на рентген. Я сказал Персивалу, что пью не больше кого другого, а он сказал, что печенка не у всех одинаковая — у одних слабее, чем у других. Врачей ведь не переспоришь.

— На твоем месте я бы сейчас не пил виски.

— Он сказал «урезать» — вот я и урезал: налил себе полпорции. И обещал ему больше не пить портвейна. Ну и недельку-другую не буду. Чтоб доставить ему удовольствие. Я рад, что вы заглянули, Кэсл. Знаете, а доктор Персивал в