самом деле немного меня напугал. У меня было такое впечатление, что он не все мне говорит. Ведь это же будет ужасно, верно, если меня решат послать в Л.-М., а он не пропустит. И еще я одного боюсь… они с вами не говорили обо мне?

— Нет. Вот только Дэйнтри спросил сегодня утром, доволен ли я тобой, и я сказал — абсолютно.

— Вы хороший друг, Кэсл.

— Это всего лишь дурацкая проверка службы безопасности. Помнишь тот день, когда ты встречался с Синтией в зоопарке… я сказал им, что ты был у дантиста, тем не менее…

— Да. Я из тех, кого всегда прищучивают. А ведь я редко нарушаю правила. Наверно, считаю, что в этом проявляется лояльность. Вот вы — другой. Стоит мне один-единственный раз взять с собой донесение, чтоб почитать за обедом, — и я попался. А вы, я видел, выносите их без конца. Вы идете на риск — как, говорят, вынуждены идти священники. Так что, если утечка произошла по моей вине, — хотя, конечно, неумышленно, — я приду к вам исповедоваться.

— В расчете, что я отпущу тебе грехи?

— Нет. Но в расчете на некоторую справедливость.

— Тогда ты ошибаешься, Дэвис. Я не имею ни малейшего представления о том, что значит «справедливость».

— И вы приговорите меня к расстрелу на заре?

— О нет. Я всегда готов отпустить грехи людям, которые мне по душе.

— Выходит, настоящая-то угроза нашей безопасности — это вы, — заметил Дэвис. — И сколько же времени, вы думаете, продлится эта чертова проверка?

— Наверное, пока не обнаружат утечки или не решат, что никакой утечки вообще не было. Возможно, в Пятом управлении какой-то господин принял слушок за истину.

— Или какая-то дама, Кэсл. Почему это не может быть женщина? Это вполне может быть одна из наших секретарш, если ни я, ни вы, ни Уотсон тут ни при чем. У меня при одной этой мысли мурашки идут по телу. Синтия на днях обещала поужинать со мной. Я поджидал ее «У Стоуна», а за соседним столиком сидела хорошенькая девушка и тоже ждала кого-то. Мы обменялись улыбочками: ведь нас обоих подвели. Так сказать, товарищи по несчастью. Я уже собрался было заговорить с ней — в конце концов, Синтия ведь надула меня, — а потом у меня возникла мысль: а может, мне подставили эту девчонку, может, они слышали, как я заказывал столик по телефону с работы. Может, Синтия не пришла, потому что ей приказали. А потом, кто бы вы думали, явился и сел за столик к девушке, — догадайтесь, кто, — Дэйнтри!

— Это была, по всей вероятности, его дочь.

— В нашем заведении используют ведь и дочерей, верно? До чего же идиотская у нас профессия. Никому нельзя доверять. Я не доверяю теперь даже Синтии. Вот она перестилает мне постель, а сама бог знает чего там ищет. Найдет же она только вчерашние хлебные крошки. Они еще и их подвергнут анализу. Ведь в крошке может быть запрятана микрофишка.

— Я не могу больше у тебя сидеть. Почта из Заира пришла.

Дэвис поставил на стол стакан.

— Черт знает что — даже у виски вкус стал другой, с тех пор как Персивал напичкал меня этими мыслями. А как вы думаете, есть у меня цирроз?

— Нет. Просто не перегружайся какое-то время.

— Это легче сказать, чем сделать. Когда мне все осточертевает, я пью. Вам вот повезло — у вас есть Сара. Кстати, как Сэм?

— Он без конца спрашивает про тебя. Говорит, никто не умеет так играть в прятки, как ты.

— Славный маленький паршивец. Хотелось бы и мне иметь такого паршивца — только от Синтии. Надежды, надежды!

— Климат в Лоренсу-Маркише не очень подходящий…

— О, говорят, вполне о’кей для детишек до шести лет.

— Что ж, Синтия, пожалуй, начинает сдаваться. В конце концов, ведь это она перестилает тебе постель.

— Да, заботиться она, я думаю, будет обо мне как мать, но она из тех девчонок, которые все время хотят кем-то восхищаться. Ей бы кого посерьезнее — вроде вас. А моя беда в том, что в делах серьезных я не умею вести себя по-серьезному. Как-то стесняюсь. Вот вы можете себе представить, чтобы кто-то стал восхищаться мной?

— Сэм же восхищается.

— Сомневаюсь, чтобы Синтии нравилось играть в прятки.

В эту минуту в комнату вошла Синтия. И сказала:

— Все твои простыни были сбиты в кучу. Когда тебе в последний раз перестилали постель?

— Уборщица приходит к нам по понедельникам и пятницам, а сегодня — четверг.

— Почему ты сам ее не перестелишь?

— Ну, я натягиваю на себя одеяло, когда ложусь, — больше мне ничего и не надо.

— А эти типы из окружающей среды? Куда они смотрят?

— О, они натасканы не замечать загрязнения, пока их официально об этом не известят.

Дэвис проводил обоих до дверей. Синтия сказала:

— До завтра. — И пошла вниз по лестнице. А через плечо добавила, что ей нужно сделать еще уйму покупок.

— «Зачем ее взгляд так долог был, Коль она не хотела, чтоб я полюбил…» — процитировал Дэвис.

Кэсл был поражен. Вот уж никак он не ожидал, что Дэвис читал Браунинга {121} — разве что в школе.

— Ну, — сказал он, — я пошел назад, к почте из Заира.

— Извините, Кэсл. Я знаю, как вас раздражает необходимость возиться с этой почтой. Но я не сачкую, правда нет. И дело не в перепое. У меня ноги и руки стали точно из желе.

— Залезай-ка обратно в постель.

— Думаю, так я и поступлю. Сегодня Сэм едва ли получил бы удовольствие от игры со мной в прятки, — добавил Дэвис вслед уходящему Кэслу, перегнувшись через перила. Кэсл уже дошел до самого низа, когда Дэвис окликнул его: — Кэсл!

— Да? — Кэсл посмотрел вверх.

— Вы не думаете, что это может явиться препятствием?

— Препятствием?

— Я бы стал другим человеком, если бы меня послали в Лоренсу-Маркиш.

— Я сделал все, что мог. Разговаривал с шефом.

— Вы славный малый, Кэсл. Чем бы это ни обернулось, — спасибо.

— Ложись в постель и отдыхай.

— Думаю, так я и поступлю.

Но он продолжал стоять и смотреть вниз, пока Кэсл не вышел из дома.

Глава VII

1

Кэсл и Дэйнтри прибыли в Бюро регистрации последними и заняли места в мрачной комнате с коричневыми стенами, в последнем ряду. Четыре ряда пустых стульев отделяли их от остальных приглашенных, которых было около десяти; они, словно в церкви, разделились на два противостоящих клана, и каждый клан с критическим интересом и известной