и продолжали разрушать своим непрошенным приходом. Все они были гады, подонки, сволочи, лелеящие надежду нас извести и захоронить, и это очень затрудняло наши боевые действия, направленные на установление стабильной мирной жизни на освобождённой территории.

Тут следует рассказать о том, что после победы, в доброе мирное время, мне доведётся работать с парнем по фамилии – Плинтух. Это будет в пятьдесят каком-то году далеко отсюда, в Иркутской области, на строительстве железнодорожной ветки – Тайшет-Братск. Я буду работать в плановом отделе нормировщиком, к нам на практику придёт студент Новосибирского топографического техникума, стеснительный, с девичьим круглым лицом, хотя и с зачатками усов, наличие которых с трудом замечалось. В отделе, чтобы придать практиканту веса, называли его не по имени, не Олег, а «товарищ Плинтух». Парень от такого обращения внутренне подтягивался, взрослел, обретал уверенность. И когда слышал свою фамилию из полуоткрытой двери кабинета начальника отдела – начальник имел привычку басисто кричать на весь отдел: такой-то, такая-то, зайдите ко мне! – первые дни испуганно втягивал голову в плечи, а потом перестал робеть, на вызов шёл сосредоточенный, держа под локтем папку с подготовленными бумагами.

Однажды нам выпало вместе идти на участок, где бригада работяг укрепляла насыпь. Место там низинное, болотистое, насыпь плыла, приходилось её крепить камнями и листвяжными брёвнами, раскладываемыми клеткой. Попутной дрезины не оказалось чтобы доехать, и мы пошли пешком. Шпалы ещё не улежались, не просели, мы прыгали по ним, как по ступеням лестницы. Путь был хоть и не длинный, километра четыре, но от беспрерывного прыганья ноги устали, мы сели отдохнуть. Практикант раскрыл самодельный, из старого плащпалаточного зелёного брезента, планшет, углубился в чтение своих схем. Зелёный планшет напомнил мне военное время. В батальоне у всех ротных и взводных командиров такие планшеты, только у командира батальона планшет был кожаный, фабричный, настоящий. Вещь, которая была у практиканта, явно фронтовая, она даже пробита в нескольких местах, и ткань залохматилась.

– Откуда антиквариат? – указал я на планшет.

– От бати, – ответил парень с явным нежеланием вести разговор.

– А-а, – сказал я и тоже стал думать о предстоящей работе. Требовалось рассчитать в соответствии с условиями труда рабочие нормы. Условия тяжёлые, грунт плывёт даже будучи забитый крупными камнями, одну и ту же работу бригада переделывает по три, четыре раза, потому жалобы на низкий заработок.

Бригадир встретил меня злой, а рабочие чуть ли не кидались драться.

К такому обращению я уже давно привык: не было случая, когда бы рабочие были довольные нормами. Потому нормировщик на стройке – объект для матюгов.

– Разберёмся, – говорил я. – Разберёмся.

– Знаем, как твоя контора разберётся, – кричали рабочие.

Контора, верно, старалась завышать нормы, из этого складывалась экономия отпущенных на стройку финансовых средств, следовательно, повышалась и премия конторщиков, включая и начальника отдела, придирчиво контролирующего расчеты нормировщика. Честно сказать, я тоже был не против повышенной премии, ведь на моём иждивении мама и младшая больная сестра.

На обратном пути я зашёл в общежитие, чтобы посмотреть, как устроен быт нашего юного студента. Первое, что я увидел на стене комнаты, была фотография группы военных. Это бойцы нашей роты, вернувшиеся в расположение с задания, вместе с командиром роты. Я тоже участвовал в том задании, но в снимок почему-то не попал, да и вообще меня не фотографировали, для фотографирования отбирали других. Я тогда, кажется, был отозван на пост. Было это в венгерской местности, близко от гор. Карточку старшина выдал солдатам уже после победы, когда многих на ней уже не было в живых. Тем, кого не было в живых, старшина послал карточки домой родным.

– Чья у тебя эта фотокарточка? – спросил я, почувствовав учащённый стук сердца?

– Батина, – тихо сказал парень и осторожно указал пальцем. – Вот он, здесь. Указал на нашего ротного командира старшего лейтенанта Плинтуха. – Сперва похоронка маме пришла, а потом и вещи его пришли. В атаку с автоматом шёл и погиб. Узнать бы кого, встретив из сослуживцев, как это было. Мы с мамой к той братской могиле ездили, я тогда ещё первоклассником был, уже никого не нашли, кто с ним служил.

У меня потемнело в глазах. «Студебеккер» накрыло миной, и всем, кто был там, наступила мгновенная крышка. Машину разбросало по частям и людей, конечно, тоже. На моих глазах это. К тому же там что-то ещё загорелось. Следующий «Студебеккер», в котором ехал я, проскочил мимо, за холмом наша машина уже была вне зоны поражения. Так я остался жив. А в передней машине, где ехал старший лейтенант Плинтух, никто не уцелел. Подбирать останки мы вернулись лишь на другой день, когда прочёсана была вся местность. Прочёсана с такой основательностью и мстительной злостью, с какой мы, пожалуй, никогда раньше не делали.

Действительность и фотография. Парень не так представляет отца на войне, как было. Я не стал ничего ему рассказывать. На карточке были те ребята, которые ехали в первом «Студебеккере». Я мог бы тоже ехать в той, первой машине, но задержался, помогая телефонисту скатывать катушку и, не успев занять место в первой машине, впрыгнул во вторую. Теперь, спустя годы, память выхватывала подробности, а в левой стороне груди щемило так, будто только сейчас, в этом барачном общежитии, в этой комнате, долетел до меня осколок, полагающийся мне. Боль утраты товарищей с годами усиливается, а не утихает, не исчезает, она просто отходит в укромное место груди, а потом вдруг обнаруживается со свежей нарастающей силой.

Я не стал ничего рассказывать парню. С того дня, как значительно старший и немало в жизни повидавший, я взял над ним опеку и старался оберегать его. На стройке было достаточно бродячего народу, разных шалопаев, ищущих лёгкой весёлой жизни, шестнадцатилетний парень мог попасть под их влияние. Теперь я был для Олега Плинтуха командиром, как его отец, старший лейтенант Плинтух, был на войне командиром для меня. Не знаю, по душе ли было парню моё самозваное опекунство или нет, однако от дружбы не бежал и при выборе книг в поселковой библиотеке придерживался моих рекомендаций, чему я был, понятно, очень рад.

Дальше судьба сына ротного командира сложится славно. Он попадёт в экспедицию знаменитого топографа и писателя Георгия Федосеева, автора книг «Мы идём по Восточному Саяну» и «Злой дух Ямбуя», пройдёт два или три раза по Монголии, выполнит топографические изыскания, потом, заведя свою семью, осядет в должности руководителя какой-то крупной конторы в Новосибирске.  В