знают, что Енот их земляк. А просто так говорить к нему не пойдешь. Надо записаться на прием, тебе назначат время. Он же тут какой-то министр? Ну вот. У нас, пробившись через всю бюрократию к секретарю Компартии Китая, ты будешь ему подмигивать: “Давно ли с Коммунистического Марса, камераден?”

Собрание вежливо похихикало.

— А если он тебе сам скажет? Вы так вот просто пойдете пиво пить? С Виктором да, ну и там с какими-то местными друзьями тоже да. Но вот с земляками, если я правильно понял, у нашего фигуранта отношения не складываются. Он уже больше здешний, — закончил викинг.

Заговорили сразу все:

— Но за семь лет более ста тысяч беженцев не проговорились ни о чем?

— Ты каждый день с женой говоришь, что вода мокрая? А что с работы ехал капсулой, уточняешь? Или докладываешь, сколько вдохов сделал?

— У эмигранта на новой земле других забот полно.

— Не все же сотрудники Проекта, куда больше народу выбрали роль попроще.

— А еще того больше выбрали любимую игру и нахрен потонули в ней с ушами!

— Да и с чего им Енота просвещать? Они-то думают, что Енот как раз больше всех осведомлен!

Начальник восстановил тишину, и задал настоящий вопрос:

— Что переменится, если он узнает правду? Жил здесь, здесь и останется. Или?

Виктор пожал плечами:

— У него в реале вроде как семья осталась. Жена, дети. Правда, он же мог и развестись, я давно не получал от него ни строчки.

— Где мы, а где тот реал? — фыркнул таежник. — Синтезировать ему тело можно пока только в северной базе. С Антарктикой все…

— А, кстати… — начал было самурай, но начальник его прервал:

— Поговорим об этом позже, отдельно, — повернулся к другому экрану:

— Продолжайте.

Таежник послушался:

— Допустим, по своим каналам, ради одного человека, мы пригоним в Гренландию борт. Кто даст на это авиатопливо, пилотов? Полосу давно занесло, маяки, наверное, уже разобрали на детали. Но — допустим. И этот борт отвезет твоего друга… Куда? Ты знаешь, где сейчас его родственники? Где их искать?

Начальник убрал гребешок, простецки накрутив часть бороды на пальцы. Снова блеснул классикой:

- “Вокруг конец света, а не первомай.” Мы потеряем на этом кучу ресурса, мы войдем в долги за вызов самолета. А что взамен? Мы дадим парню надежду, автомат, два магазина патронов. Ну, пускай десять магазинов, спальник там, консервы — в одни руки много все равно не унесет. И необъятную планету — иди ищи своих, найди и обогрей во всю ширину души. Чем он — одиночка — сможет им помочь?

Виктор не сдался:

— Ну, как при всяком постапокалипсисе, по миру полно брошенных машин, разного там добра.

— Постапокалипсис — это и мы и есть, — внезапно заговорил ацтек. — Там, снаружи, ходят по руинам бывшего мира. Собирают автомонстров из кусков машин. Коробка от фолькса, мотор от крайслера, наддув от субару… А вместе мы ламборджини-дьябло.

Собрание заулыбалось, пока не понимая, к чему ведет жрец. А тот продолжил:

— А мы собираем вселенные из кусков. Как у Шекли, “Координаты Чудес”. Фон отсюда, героев оттуда. Пейзажи допилят китайцы, архетипы поставит чокнутый русский гений…

— А бабки на этом срубит американский менеджер, выстроивший цепочку продаж, — грустно вздохнул самурай.

— Не смешно! — отрезал маленький ацтек. — Что важнее? То, что мир мы собираем свой, или что куски — чужие? Одно яблоко нельзя продать дважды, а вот одну идею — можно.

— Можно спорить бесконечно, — с мягкой угрозой сказал начальник. — Вернемся к теме второго пришествия Енота.

— Даже если допустить, что Енот родичей счастливо нашел, — высказался самурай. — Что случайные попутчики его тупо не прирезали во сне, чтобы снять ствол и патроны. Куда он с ними? Обратно к нам, или как? Такое вот мы дадим ему счастье?

— Мы оторвем его от здешней семьи, — прищурилась жрица Исиды. — Но вовсе не факт, что его примет прежняя семья. Семь лет — это семь лет. И, к слову. Его что, так никто и не искал? Виктор, вы семь лет назад перестали получать от него известия. Не встревожились?

Виктор пожал плечами:

— Если вы помните, примерно тогда оледенение дошло до севера Евразии. Что толку от десятка электронных адресов и учеток во всех сетях, если абонент находится в зоне гуманитарной катастрофы… Проще: на войне. На мои письма никто не ответил. Я должен был ехать искать его, оставив собственных детей? Может, его искала именно семья, но передо мной они же не будут отчитываться. Там же началась именно война. За остатки пахотной земли. За место в вагоне на юг. Скорее всего, его призвали в ту же армию, а оттуда особо не позвонишь.

— Это как минимум, — викинг привлек внимание взмахом широкой ладони, даже на вид жесткой, как доска. — Как максимум, как худший случай… Скажи, ты его друг? Настоящий? Не просто приятель?

Виктор кивнул:

— Да.

— Тебе приходило известие о его смерти? На похороны звали?

— Нет! — выкрикнул Александров-старший, начиная уже понимать, но их с викингом опередил начальник отдела:

— Так какого же черта ты паришься о его родственниках? У них есть своя копия Павла Быстрова, а у здешних своя копия Енота. Хэппи-энд — расслабься. Е**ное в жопу торжество бл**ских технологий. Так-то!

— Зачем же матом? — поморщился программист. Начальник немного смущенно показал обложку книги, которую читал под экраном — как школьники в незапамятные времена под партой:

— А это под Розова закос. У него, как ни герой, так матом.

— Ну да, — Александров-старший покрутил головой. — Приличным языком уметь надо. Матюгнуться проще.

— Но выражает же? — начальник прищурился.

— Выражает само наличие эмоции, — не согласился программист. — Ни характера эмоции, ни причины — неинформативно.

— О-о, “Виктор Александров и методы рационального мышления”, да-да… Хорошо: смотри. Вот он, твой любимый открытый финал. Как повернешь, так и будет. Если ты скажешь, что мы должны это сделать — мы сделаем. Мы войдем в долги к нужным людям. Вызовем самолет. Организуем ему тело — хорошее, крепкое. Снарядим его по первому разряду, ничего не жалко. Для тебя мы это сделаем. Решай!

— Почему я должен решать за него?

— Потому, что в данном конкретном случае ты знаешь больше него. Потому, что ты, а не он, собрал нас тут. Потому, что тебе надо решить не про самолет и новое тело, а всего лишь — сказать ему, или нет. Все наши хлопоты — это лишь один из вариантов. Самый дорогой и сложный, почему мы и обсуждаем именно его. Но не единственный. Если Енот не поверит в твои слова? Как докажешь их? Будешь