– Для этого мы ее и взяли, совершенно верно!

На том пока и остановились, хотя и с легким ощущением, что в их благополучие вкралась некоторая несообразность. Вернулись же к этой теме, когда Мегги заметила, как все-таки удивительно, что ее мачеха согласна в разгар сезона променять шумное общество на практически полное одиночество в деревне.

– А, – отвечал мистер Вервер, – это оттого, что она, кажется, предполагает на этот раз собрать в поместье побольше гостей. Помнишь, мы ведь для этого ее пригласили тогда?

– Ах да, чтобы она немного оживила наше общество. – Мегги сделала вид, будто старательно припоминает, и свет их былой взаимной откровенности, засияв из далекого прошлого, вдруг так странно озарил некоторые вещи, что Мегги, пораженная, поднялась со стула. – Что же, спорить не приходится – «Фоунз» и впрямь не повредит немного оживления.

Мистер Вервер остался сидеть, а Мегги смотрела вдаль поверх его головы; картина, представлявшаяся ее мысленному взору, неожиданно дрогнула, словно тряхнуло невидимый мистический поезд, в котором ехали Мегги с отцом. На этот раз ей пришлось сделать паузу, чтобы взять себя в руки, прежде чем встретить его взгляд. Теперь ей была вполне ясна разница между поездкой в «Фоунз», которая, как выяснилось, была желанна всем, и путешествием ее мужа и отца вдвоем за границу, которое, насколько удалось установить, не нужно было никому. «Побольше гостей» в поместье – вот, значит, в каком ключе намерены действовать отец с мачехой. В самом деле, теперь они вольны принимать неограниченное количество гостей, ведь никто уже не сможет преследовать мистера Вервера брачными домогательствами. То, о чем он сейчас говорил, представляло собой, по сути, прямое обоснование предложенного им переезда в загородное поместье, а что такое его предложение переезда, как не акт подчинения Шарлотте? Он смотрел в настороженные глаза дочери, сидя на стуле, но через минуту тоже поднялся, и тут-то оба спохватились, что хотели отыскать в парке малыша. Когда они наконец воссоединились с ребенком и сопровождающей его гувернанткой, все четверо отправились домой, не слишком торопясь и беседуя ни о чем. Впрочем, это не помешало Мегги вернуться на минутку к волновавшему ее вопросу.

– Если мы в деревне действительно будем приглашать гостей, знаешь, кого мне хотелось бы позвать в первую очередь? Может быть, тебе это покажется смешным… Каслдинов!

– Понимаю. Но почему мне это должно показаться смешным?

– Да потому, что мне и самой смешно. Я ведь ее не очень люблю, и все-таки мне хочется повидаться с нею. «Чуднó», как говорит Америго.

– Но, согласись, она замечательно красива, – сказал мистер Вервер.

– Да, но дело не в этом.

– В чем же?

– Просто мне хочется, чтобы она была там, присутствовала, и ничего больше. Как будто она что-то значит; как будто из нее может что-нибудь выйти. Понятия не имею, что именно. Иногда она меня раздражает. Честно говоря, я даже не знаю, почему. Может быть, пойму, если мы будем достаточно часто видеться.

– А разве это так важно? – спросил отец, шагая рядом с ней.

Мегги ответила не сразу:

– Ты спрашиваешь, потому что она тебе нравится?

Мистер Вервер тоже помолчал немного, но затем подтвердил:

– Да, она мне, пожалуй, нравится.

На памяти Мегги это был первый случай, когда они с отцом разошлись во мнениях об одном и том же человеке. Объяснить это можно только одним: отец притворяется. Но идти на попятный было уже поздно, и Мегги, продолжая имитировать беззаботное веселье, заметила, что хотела бы также видеть в «Фоунз» Ассингемов, хоть они и далеко не новые знакомые. Тут уж не требовалось никаких объяснений; но все-таки удивительно, насколько ей было необходимо присутствие в «Фоунз» милой Фанни, как они ее называли между собой. Поразительная вещь: миссис Ассингем словно могла каким-то образом смягчить для Мегги постоянное ощущение Шарлотты рядом с собой. Как будто эти две дамы уравновешивали друг друга – вот она опять, навязчивая идея равновесия! Можно подумать, Мегги собралась посадить Фанни в качестве довеска на ту чашу весов, где находились они с отцом. На другой чаше будут Америго и Шарлотта. Выходит, требуются три человека, чтобы перевесить тех двоих. Пока эти невнятные мысли проносились у нее в мозгу, голос отца неожиданно ворвался в полумрак лучом сияющего света:

– Верно, верно! Давай пригласим Ассингемов.

– Пусть погостят подольше, как в старое доброе время, – прибавила Мегги. – Фанни говорила – «на правах постоянных жильцов». То есть если они захотят.

– На правах постоянных жильцов, как в старое доброе время, мне тоже это было бы очень приятно. Думаю, они захотят.

Мистер Вервер, как показалось Мегги, сказал это многозначительным тоном. И главное значение, видимо, заключалось в том, что ему их присутствие необходимо не меньше, чем ей. Он согласился, что обстоятельства переменились – значит, он признает, что нечто все-таки случилось и что миссис Ассингем, испытывая естественный интерес к ситуации, созданию которой активно способствовала, захочет принять участие в дальнейших событиях. В сущности, его неосторожные слова означают: Мегги должна радоваться, что ей есть на кого опереться. Короче говоря, если Мегги хотела потихоньку «прозондировать» отца, то сейчас он полностью раскрылся; пускай вначале она была еще не вполне уверена, теперь сомнений уже не оставалось. Возвращаясь домой, мистер Вервер держал внука за руку, раскачивая ее на ходу; ему никогда не надоедали бесчисленные пискливые вопросы, которыми малыш выстреливал, словно толстенький дикобраз иголками, и Мегги вдруг подумалось: может быть, равновесие было бы куда более реальным и не было бы нужды в этих невероятных ухищрениях, если бы судьба позволила Шарлотте подарить ему собственного маленького Принчипино? Тем временем Мегги завладела второй рукой мистера Вервера, на этот раз – словно пытаясь потихонечку оттащить его назад, вернуть к тому, от чего они весь этот час всеми силами старались отдалиться; мистер Вервер, в свою очередь, тянул за собой малыша, а рослая мисс Богль, шествовавшая слева от них и служившая олицетворением семейных обязанностей, преисполненная сознания собственной значимости, тянула самое Мегги. Когда впереди показался дом на Портленд-Плейс, семейные обязанности предстали перед ними еще более наглядно. Пока они гуляли в парке, вернулись Америго и Шарлотта – вернее, это Америго вернулся, Шарлотта же, напротив, приехала с визитом – и оба стояли на балконе.

Он был с непокрытой головой, она успела сбросить манто, накидку или что бы ни было, но осталась в шикарной и дерзкой шляпке, вполне под стать ослепительному весеннему деньку – Мегги сразу же «учуяла», что шляпка новая, впервые надетая, но, как всегда, неподражаемо оригинальная и притом гармонично сочетается с остальным костюмом. Очевидно, они