Захват власти Ткачев считал возможным и сравнительно легким делом. Самодержавие, считал он, не имеет корней в русском обществе, и его можно свалить одним решительным, хорошо подготовленным ударом. Непосредственное участие народа в революции он откладывал на будущее. В грядущем ему виделось социалистическое общество, но основой этого общества должна была быть все та же община, преобразованная в коммуну на основе утверждения общественной собственности и совместного труда. Кроме того, после захвата власти предполагались экспроприация и передача в пользование всего общества орудий производства, замена буржуазной конкуренции «принципом братской любви и солидарности», введение всеобщего общественного воспитания, уничтожение формы семьи, основанной на подчинении женщины, развитие общинного самоуправления при ослаблении функции центральной власти[329].

Энгельс в ряде статей, написанных в 1874–1875 гг., подверг позиции Ткачева суровой критике, справедливость которой сохраняется и поныне. Он показал опасность и вред ткачевского авантюризма, отказа от упорной работы по привлечению широких масс трудящихся на сторону революции. В России, безусловно, зреет революционная ситуация, писал Энгельс, но именно поэтому нужны упорство, выдержка, терпеливая работа в народе, тогда как «преждевременная попытка восстания… снова загонит имущие классы в объятия правительства» и ухудшит шансы революции[330].

В последние десятилетия деятельность и идеи П. Н. Ткачева вызывают особый интерес. В 20-х гг. XX в. некоторые советские ученые, в частности М. Н. Покровский, изображали его как первого русского марксиста. Основанием для этого служило то, что в период своей легальной литературной деятельности в России Ткачев усвоил некоторые идеи исторического материализма, особенно идею примата экономических отношений над идеологической, юридической и политической надстройкой.

На Западе обостренный интерес к Ткачеву связан с изучением проблемы истоков большевизма и его революционной стратегии и тактики: ведь из идей и действий людей, которые казались чудаками-одиночками, выросло движение, изменившее в XX в. лицо мира. Упоминавшийся уже Б. М. Шахматов приводит целый список западных публикаций о Ткачеве за 50-70-е гг. нашего столетия, но едва ли этот список можно считать исчерпывающим. Книга американца А. Л. Уикса так и называется: «Первый большевик. Политическая биография Петра Ткачева»[331].

Истоки крайних направлений русского социализма важны нам теперь, в свете трагического исторического опыта русского и советского народа. Вспомним Гражданскую войну в нашей стране с миллионами жертв и разрушением экономических, социальных и нравственных основ народной жизни, утрату только народившихся элементов демократии в обществе и в самой правящей партии. Отсюда берет истоки тоталитарный режим, принявший при Сталине чудовищные формы.

Речь не идет о том, чтобы в свете трагического прошлого предавать Ткачева проклятию. Но может быть, настало время по-новому посмотреть на его идеи?

19.6. Лавров – патриарх русского социализма

Самым большим влиянием в русской эмигрантской среде 70-х гг. пользовался Петр Лаврович Лавров. Ткачев начал сотрудничать с ним, но очень скоро они разошлись по идейным мотивам. Революционный авантюризм Ткачева оказался неприемлемым для Лаврова. В последующие годы дискуссия между «лавристами» и «ткачевистами» стала важной приметой эмигрантской жизни и литературы.

П. Л. Лавров почти полвека принимал участие в русском революционном движении, был другом и многолетним корреспондентом Маркса и Энгельса. Его идеи сыграли существенную роль в формировании народничества и послужили тем мостом, по которому в 80-х гг. некоторые революционные народники перешли к марксизму. В 1881 г. Плеханов, которого можно причислить к тем, кто совершал подобный переход, писал Лаврову: «С тех самых пор, как во мне начала пробуждаться «критическая мысль», Вы, Маркс и Чернышевский были любимейшими моими авторами, воспитавшими и развивавшими мой ум во всех отношениях»[332].

П. Л. Лавров родился в 1823 г. в состоятельной дворянской семье. Он испытал идейный подъем 40-х гг., связанный с влиянием В. Г. Белинского, в 50-х гг. публиковал смелые стихи у А. И. Герцена. Но одновременно Лавров делал успешную военно-научную карьеру и в начале 60-х гг. стал полковником, профессором математики в Военной академии в Петербурге, сотрудничал в специальных изданиях, был их редактором. Степень его участия в революционных кружках того времени до конца не выяснена, но он лично был знаком с Чернышевским и многими другими людьми, которые оказались «политическими преступниками». После выстрела Каракозова полиция арестовала Лаврова в числе других подозрительных лиц. Хотя сколько-нибудь серьезных обвинений против него выдвинуть не удалось, он был уволен со службы и сослан в Вологодскую губернию, где написал «Исторические письма», составившие целую эпоху в русской социологии. В 1870 г. молодые революционеры организовали побег Лаврова за границу. Прожив там до 1900 г., он больше родину не увидел.

Известная мемуаристка Е. А. Штакеншнейдер, знавшая Лаврова как человека светского, умного и либерального, но плохо представлявшая себе его другую жизнь, другой круг интересов, с грустью пишет: «Так кончилась для него жизнь равноправного гражданина, профессора и всеми уважаемого человека на родине, человека, которого ожидала почетная, а может быть, и блестящая будущность»[333].

При имени Лаврова-математика, ставшего революционером, на память приходят слова Клода Анри Сен-Симона, который, считая, что первыми противниками старого мира станут ученые, призывал: «Математики! Ведь вы находитесь во главе, начинайте!»[334].

В 70-х гг. Лавров оказался в водовороте бурных европейских событий. Он вступил в I Интернационал, принял активное участие в Парижской коммуне и постепенно сделался центральной фигурой русской революционной эмиграции. В 1873 г. Лавров начал издавать журнал (позже – газету) «Вперед», который сыграл большую роль в объединении сил и определении позиции революционных народников как в эмиграции, так и в России. Уже в программе этого журнала Лавров занял четкую позицию против бакунизма и против бланкизма. Он писал: «На первое место мы ставим положение, что перестройка русского общества должна быть совершена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа. Современный русский деятель должен, по нашему мнению, оставить за собой устарелое мнение, что народу могут быть навязаны революционные идеи, выработанные небольшой группой более развитого меньшинства, что социалисты-революционеры, свергнув удачным порывом центральное правительство, могут стать на его место и ввести законодательным путем новый строй, облагодетельствовав им неподготовленную массу. Мы не хотим новой насильственной власти на смену старой, каков бы ни был источник новой власти»[335].

Но Лавров никогда не подменял революцию пропагандой. Когда его сторонники стали все более склоняться к «мирному сосуществованию» с царизмом, он нашел в себе мужество порвать с ними.

Как мыслитель и человек, Лавров был исключительно сложной и многосторонней личностью. По мнению советских исследователей, он является как бы переходной фигурой от революционного народничества к марксизму и рабочей социал-демократии. Лавров был из тех народников, которые смогли в 80-х