сорванной приклеивает несколько новых, еще более лживых…

– Страшно интересно! – воскликнул Трулль. – Но еще более непонятно!

Сокольцев молчал, заглядывая то в один Сашин глаз, то в другой.

Они стояли возле рыболовной базы, метрах в пятидесяти от ворот.

– Я вот о чем хотел вас попросить, – сказал Саша. – Я вам, пожалуй, откроюсь. Такому… такому тактичному человеку я могу это сделать… Недавно меня пригласили, как у нас говорят, «за зубцы»… Это вам о чем-нибудь говорит?

Не отвечая, Сокольцев сам спросил:

– Вы впервые здесь, на Бесовом Носу?

– Впервые.

И глядя теперь в оба Сашины глаза, Дмитрий Аркадьевич сам принялся расспрашивать, быстро задавая вопросы, а Трулль отвечал с каждым разом все медленнее и удивленнее:

– И вам не показалось, что вы здесь когда-то уже были? – спрашивал Митя.

– Нет, вроде, не показалось… А должно было показаться?.. Я вообще-то на многих базах бывал…

– Вы когда-нибудь были в Норвегии?

– В Норвегии?.. В Норвегии, к сожалению, не был. Но говорят: очень красивая страна.

– А где-нибудь вообще в Скандинавии?

– В Финляндии был… А что вы меня спрашиваете?

– И в Шотландии, и в Ирландии тоже не были?

– Послушайте, Дмитрий Аркадьевич… – начал Александр. Но Митя его перебил:

– В Старой Ладоге и в Новгороде вы точно должны были быть. Были ведь?.. И ничего не помните?

– Послушайте, Дмитрий Аркадьевич, – ласково повторил Трулль. – Я вам честно говорю: для меня это крайне важно. На Старую площадь просто так никого не приглашают. Тем более к «Вите» – не хочу всуе упоминать это слишком громкое имя. И он мне поставил задачу: сочинить… он именно такое слово использовал… сочинить такую телепередачу, чтобы ее смотрели те зрители, которые вообще телевизор не смотрят; их от него тошнит. И чтобы, с одной стороны, ни слова о конкретной политике. А с другой – затрагивались бы самые важные общественно-политические вопросы… И на это мне дали всего две недели! – шепотом воскликнул Александр, просительно глядя на Митю.

Тот теперь уставился в Сашину переносицу.

– Вы мне многое о себе рассказали, – продолжал Александр, – и я вам не случайно рассказал о своих Правилах рыбалки. Мне кажется, я почти уверен, что вы мне можете посоветовать, подсказать, в каком направлении мне искать? Как привлечь, как «транслировать» совершенно чужих людей?.. Вы ведь именно сочинитель… Виноват! Теперь вы писатель… И вы тоже, поди, не смотрите телевизор?

Митя перестал буравить взглядом Сашино лицо.

– Я уже давно не писатель и тем более не сочинитель. Телевизор я смотрю. И меня от него не тошнит, – так Труллю ответил Сокольцев, повернувшись в сторону забора. И странное дело – ворота базы, до которых было не менее пятидесяти метров, едва на них глянул Дмитрий Аркадьевич, медленно поползли в сторону.

По ту сторону ворот их встретила такса, у которой вместо задних лап была дощечка с колесиками. Она хрипло облаяла вошедших и побежала в глубь двора, гремя дощечкой и скрипя колесиками. Ведущий остановился и следил за собакой глазами, пока она не исчезла за большим гранитным камнем, слева от тропинки, ведшей к ротонде.

– Опять это несчастное животное, – грустно произнес Трулль, по-видимому, обращаясь к Сокольцеву. Но тот, держась руками за больную поясницу, уже успел приблизиться к длинному дому. На таксу он не обратил внимания и, похоже, Сашиной реплики не слышал.

В зале длинного дома горел только продольный огонь и было полутемно.

– Ну слава богу, явились не запылились! А то они мне все мозги вынесли! – раздался из глубины зала радостный голос Петровича.

– Кто посмел обидеть моего сердечного друга, беднягу-карела? – поинтересовался Александр, двигаясь в глубину зала.

Но путь ему преградила фигура в длинном балахоне и с капюшоном.

– У них тут, это самое, праздник, – продолжал голос Петровича. – Вот и прилипли ко мне. Уступи нам на пару минут твою телезвезду. Хотим вместе с ней сфоткаться.

– Ты о чем, дядя? – весело спросил Александр и потянулся к фигуре, собираясь откинуть у нее капюшон. Но фигура отпрянула в сторону восточной стены, и оттуда Саше ворчливо ответили:

– О чем, о чем! Русским языком говорят тебе: праздник у них. Колеса будут катать. Или что они там заряжают. Через костры, по ходу, прыгать начнут…

Тут ярко вспыхнул второй продольный огонь, осветив Петровича; тот его разжигал.

– Кто они, Толя? – уже строго спросил Ведущий.

– Так я ж говорю – игрунки, – ответил Петрович и двинулся в сторону Трулля. – Они себя этими самыми… реконструкторами называют. Они, типа, переодеваются и, так сказать, конструируют, то есть играются в разных древних людей – наших, или немецких, или каких-нибудь, я не знаю, викингов, например. Как-то так, Сань.

При двух продольных огнях стало заметно светлее.

Драйвер тем временем приблизился к фигуре в балахоне, похожем на рясу, обнял ее за талию:

– Ну вот, просят тебя, как человека: сфоткайся, так сказать, с патриотической молодежью. Они ведь всю жизнь потом вспоминать будут.

– Исключено, Петрович, – дружелюбно улыбнулся, но холодно объявил Ведущий. – У меня железное правило: за пределами студии ни с кем не фотографируюсь. Тем более – не фоткаюсь!

– Так у них как бы тоже здесь студия. Не вопрос. У них, тебе ж говорят, военно-историческая реконструкция. Это, Сань, понимать надо!

– Уже понял. Но я, Толь, на отдыхе, – твердо объявил Александр и решительно двинулся к своему «алькову». Однако Петрович, отпустив фигуру в капюшоне, преградил ему дорогу:

– Ну что тебе стоит?! Ну на две минуточки! Тут два шага до их, блин, реконструкции!.. Ты глянь, какую красавицу за тобой пригнали?!.. Ну-ка, открой личико!

Фигура приблизилась к Труллю и откинула капюшон. На Александра глянуло молодое девичье лицо. Оно и вправду было прекрасно. Особенно поразили Ведущего глядевшие на него необыкновенно карие глаза.

– С такими красотками я точно не снимаюсь, – заявил Александр, отстраняя Петровича.

А тот уже в спину ему укоризненно:

– Нехорошо, Саня! Это ведь дочка моя. Кровиночка, можно сказать! Она у них всем заправляет.

Трулль вернулся. Снова заглянул в глаза девушке и спросил:

– Не врет?

Красавица покачала головой.

– А раньше нельзя было мне сказать?! – с наигранной досадой воскликнул Ведущий, снял со спины рюкзачок, положил на скамью спиннинг, подхватил под руку девушку и сказал: – Не вопрос. Идем фоткаться. Только недолго.

Петрович им вслед радостно бормотал:

– Да тут два шага всего. Метнись на минутку. А я пока ужин накрою. Профессора призовем.

Когда они скрылись в прихожей, Петрович, обернувшись к Мите, подмигнул ему левым глазом и подтвердил:

– Дочка, не вру. И всего-то два шага. – Потом подмигнул правым глазом и прибавил: – Но два шага иногда очень длинными получаются.

Митя стоял, покусывая губы, и собирался что-то