Ехали мы долго, и первоначальная радость от предстоящей перемены места сменилась беспокойной мыслью, что пора бы где-нибудь и остановится. Хотя бы пожрать, что ли. Впрочем, вряд ли мое желание разделял личный состав — большая остановка означала, практически однозначно, развертывание и окапывание. А таскать минометы и окапываться не хотелось, ясен пень, никому.

Внезапно мое внимание привлекли руины по левую сторону нашего движения. С одной стороны, руины как руины… А с другой… Что я увидел такое, до боли знакомое… Словно давно забытые черты любимой женщины через ее морщинистое старушечье лицо…

Наконец, я догадался. Я догадался! Я увидел боксы для армейской техники. Такие же, как у нас — в Темир-Хан-Шуре. Вот почему меня это так напрягло. Мы ехали мимо разрушенного военного городка. Нетрудно было догадаться, кто и как его разрушил.

На мгновение мне представилось, как здесь все было до войны, при советской власти. Наверняка, покрашено в один цвет, наверняка вон там было КТП, там бегали бойцы, там, в курилке, сидели офицеры и прапорщики… И вот — только разрушенные, обгоревшие остовы, черные кирпичи, ржавое железо, выбитые стекла и проломленные крыши.

— Смотри! Военный городок! — толкнул я Армяна, показав ему на развалины.

Армян пригляделся…

— Мать твою!… - протянул он от удивления. — Ну, ни хрена же себе!

— Да, до войны какая-то часть явно стояла. Если бы можно было туда сейчас зайти, наверняка на стенах можно надписи найти, кто отсюда на дембель уходил.

— А что? Может остановиться, зайти? — всколыхнулся мой водитель.

— Да ладно! — я сразу пошел на попятный. — Если бы все здесь встали… А так еще отстанем, не дай Бог! Места здесь нехорошие. Сам видишь. Надо вместе держаться.

Армян неожиданно кивнул, соглашаясь со мной. «Умнеет, что ли»? — подумал я про себя. Я, вообще-то, предполагал, что придется Армяна уговаривать ехать дальше. А он сам…

И тут наша машина на полном ходу встала. В кузове кто-то покатился с хриплым матерным криком, а мой доблестный водитель побледнел.

— Что случилось? — спросил я, потирая ушибленную о ствол автомата челюсть. Подобная коллизия случилась со мной последний раз, когда я ездил еще с Сомиком, и мы на полном ходу въехали в канаву, отчего я ударился головой об потолок, а котелок с кашей из моих рук улетел на пол.

— Я не знаю, — пробормотал с испуганным недоумением Армян; он снова завелся, мы проехали еще пару метров, и двигатель снова заглох.

— Чего у вас? — со стороны Армяна в кабину просунулась острая мордочка любопытного Зерниева.

— Да хрен его знает! Глохнет движок в движении… Во, смотри!

Водитель снова завел мотор, он спокойно заработал, потом машина поехала вперед, (Зерниев едва успел спрыгнуть), и «шишига» опять заглохла.

— Надо смотреть… — неопределенно покрутил головой маленький Зерниев.

— Надо ехать! — сказал я. — Мы же не будем посреди дороги ремонт затевать? Где мы потом своих искать будем?

В этот момент около нас остановилась «техничка». Как правило, машина зампотеха шла в колонне одной из самых последних, подбирая таки х вот «инвалидов», как мы.

— Что у вас? — майор был строг и вполне конкретен.

— Да вот… — Армян описал ситуацию, а потом еще раз показал.

Подошедший зампотех сказал сразу:

— Так мы не разберемся. Давайте, вон к тому мелкому, (он указал на Зерниева), цепляйтесь за трос, и вперед. Там посмотрим. Трос есть?

Да, трос у нас был. Зерниев сам, (хотя и явно обиделся на «мелкого»), закрепил на машинах трос, и мы поехали на прицепе. Армяна это просто бесило. Он так привык мчаться и лихо рулить, что необходимость за кем-то держаться, от кого-то зависеть приводила его в бешенство. Он много и громко ругался матом, да и я был не весел. Мне вообще не улыбалась ситуация. Все-таки «шишига» Армяна была не просто транспортным средством, но еще и домом для двух расчетов. Обжитым и оборудованным.

Через полчаса Армян все-таки успокоился, и мы относительно молча проехали понтонный мост через какую-то горную речку, и выкатились на очередную базу посреди степи, весьма похожую на ту, которую мы только сегодня утром оставили. Те же земляные валы, те же сортиры, накрытые маскировочной лентой, те же горы ящиков с боеприпасами, та же погода и те же славянские лица.

— Все, — сказал мне Найданов. — Здесь мы ночуем. Давайте, делайте что-нибудь с вашей машиной. Нам завтра еще ехать. Куда — не знаю, но, может быть, и далеко. Так что — давайте!

Впрочем, все это мне он высказывал зря. Как только мы встали походным порядком, и Армян понял, что это надолго, он тут же помчался искать зампотеха. Тот пришел неожиданно быстро, собрался консилиум из всех наших водителей, они откинули кабину, и я отошел в сторону, с живым интересом наблюдая за их манипуляциями.

Признаюсь честно, в устройстве двигателя я разбирался смутно, хотя изучал оное и в школе, и в институте. И достаточно подробно. Однако, согласитесь, есть большая разница между чисто теоретическим знанием, и реальной попыткой ремонта. Так что, я естественно, помалкивал, и только смотрел.

Я видел, что они сняли головку блока цилиндров, притащили новые прокладки… Зампотех осуществлял общее руководство, а наши водители, вооруженные отвертками, плоскогубцами и ключами, пытались воплотить его указания в жизнь.

Собственно, сам процесс меня волновал мало, меня страшно беспокоил результат. Дело в том, что машина на тросе превращает себя и свой тягач не в полторы боевые единицы, как можно себе вообразить на первый взгляд, а в ноль целых пять десятых. Не сама не может воевать, и другой не дает. А так как приближались мы, как ни крути, (я видел на карте), к району самых активных боевых действий — к Бамуту и Грозному, то наличие в батарее только исправных машин становилось вопросом самого настоящего выживания.

К вечеру работа была закончена, мы поужинали, чем Бог послал, и легли спать. Армян несколько раз сделал по несколько кругов… Двигатель работал нормально, ровно. Успокоенный, я блаженно уснул.

Рано утром последовала команда на продолжение движения, мы резко рванули, вначале все шло хорошо… А потом машина, точно так же, как и вчера, словно уперлась во что-то, двигатель заглох, а в кузове опять кто-то куда-то покатился, и послышался совсем неизобретательный мат.

Армян вылетел из кабины, и изо всех сил ударил ногой по колесу.

— Мразь! — орал он. — Чего тебе надо?

Плохо скрывающий усмешку Зерниев снова взял нас на буксир, и мы опять покатили на тросе, позорно, как лохи.

Правда, ехали мы совсем недолго. Колонна ушла влево, мы, естественно, последовали за ней.

Остановились мы снова в поле, но на этот раз батальон развертывался в полном боевом порядке.

Слева от нас был какой-то совсем небольшой поселок в несколько домов, позади — справа — остались живописные развалины довольно большого коровника, сложенного из красного кирпича, а впереди было ровное, как стол, пространство, упиравшееся в высокую — превысокую, красиво поросшую лесом гору, у подножия которой белели многочисленные домики. Там было большое поселение — видимо, против него мы так организованно и разворачивались.