Вскоре глубокие тени, отбрасываемые церковью, поглотили священника, гроб и носильщиков, а затем и самого Уимзи, следовавшего за миссис Венаблз. Странно, что он шел рядом с этой женщиной за гробом неизвестного им человека в толпе таких же случайных скорбящих, как и они сами.

– Люди могут думать что угодно, – продолжал размышлять Уимзи, – о службах в англиканской церкви, но подборка псалмов поистине гениальна. «Чтобы я мог знать, сколько мне еще осталось жить на земле…» Ужасная молитва. Господи, не дай мне знать ничего подобного. «Когда поселится пришелец в земле вашей…» Видит бог, это факт… «И увидишь все наши злодеяния…» Вполне вероятно. Тогда зачем я, Питер Уимзи, приехал сюда и копаюсь в этом деле? Мне похвастаться нечем, коль уж на то пошло… «Вечная жизнь. Аминь». Так, а что же дальше? Полагаю, в этом месте друзья и родственники начинают плакать. Только вот здесь нет никого из них. Ни друга, ни… Впрочем, откуда мне это известно? Может, среди этих людей есть мужчина или женщина, которые опознали бы убитого, если бы преступник не обезобразил его лицо… А вот эта рыжеволосая девушка, наверное, Хилари Торп… Как любезно с ее стороны прийти сюда… Уверен, лет через пять она превратится в настоящую красавицу. «Когда боролся я с дикими зверями в Эфесе…» А это здесь при чем? «Восстает тело духовное…» Как там говорится? «Господь знает, где покоится прах каждого из нас…» Неужели собравшиеся тут люди верят в это? Верю ли я? Вообще кто-нибудь верит? Мы воспринимаем это слишком спокойно, не так ли? «Но – зов трубы и весть: Я – все, чем был Христос, ибо Он мною был, – в сей час сей шут, прореха, ветошка, нетленный сей алмаз и есть – алмаз нетленный». Неужели старые мастера, создавшие восхитительный купол с парящими ангелами, верили? Или они нарисовали эти широкие крылья и изящные руки шутки ради? Им просто так захотелось? Кстати, но ангелы выписаны так, словно их создатели действительно во что-то верили, и в этом они нас превосходят. Что дальше? А, ну конечно. Снова к могиле. Гимн триста семьдесят три… Вероятно, у нашего славного мистера Рассела развито воображение, коль он сделал такой выбор. Хотя выглядит он так, будто его в этом мире не заботит ничто, кроме консервированного лосося к чаю… «Человек, рожденный женщиной…» Мы действительно не продвинулись дальше этого. «Тебе, о, всевидящий Господи, известны тайны наших сердец…» Я знал это, знал! Уильям Тодей того и гляди упадет в обморок… Но нет, снова взял себя в руки. Необходимо как можно быстрее поговорить с этим джентльменом… «Не дай нам в наш последний час под страхом смерти отпасть от Тебя…» Проклятье! Существуют более страшные вещи… «Наш дорогой брат покинул нас…» Брат… Все мы становимся дорогими после смерти, даже если при жизни кто-то ненавидел нас настолько, что готов был связать и… Черт возьми! А что сталось с веревкой?

Мысль о веревке – какой он глупец, что не подумал о ней раньше! – настолько захватила Уимзи, что он не только позабыл присоединиться к общей молитве, но даже не бросил язвительного замечания относительно способа, с помощью которого Провидение избавило «нашего несчастного брата» от страданий, уготованных грешным миром. Как он упустил из виду столь важную улику? Ведь веревка может дать ключ к разгадке.

Откуда взялась веревка? Где именно был связан потерпевший? Человека не связывают, убивая в порыве ярости. Факт, что потерпевшего сначала связали, свидетельствует о предумышленном убийстве. Преступник явно не хотел, чтобы тот сбежал, однако, прежде чем закопать жертву, развязал веревку. Какая ужасающая бережливость… Уимзи раздраженно тряхнул головой. К чему выдумывать всякие глупости? Есть много причин на то, чтобы не оставлять веревку на теле покойного. Ее сняли до того, как он умер. Сняли и положили на место, чтобы ее исчезновение не вызвало подозрения. Веревку сняли с тела по той же самой причине, по какой изуродовали лицо, – чтобы никто не нашел и не опознал тело. И еще. Веревку сняли потому, что покойный был привязан к чему-то. И это наиболее вероятная из причин. Тело откуда-то привезли. Но как? На машине, грузовике, подводе, фургоне, тачке?

– Все прошло просто замечательно, мистер Рассел, – одобрительно произнесла миссис Венаблз.

– Да, мэм, – кивнул тут. – Рад, что вы так считаете. Сделали все, что могли.

– Уверена, если бы здесь находились его родные, то не могли бы пожелать лучших похорон.

– Верно, мэм. Жаль, что они не присутствовали. Им бы наверняка стало легче от того, что их родственника достойно проводили в последний путь. Конечно, наши похороны не такие помпезные, как в Лондоне… – Мистер Рассел с тоской посмотрел на Уимзи.

– Но тем не менее получилось лучше, – проговорил его светлость. – Как-то душевнее, что ли.

– Это вы точно подметили, – воодушевился владелец похоронного бюро. – Осмелюсь предположить, что в Лондоне приходится организовывать по три-четыре церемонии в неделю. Разве тут вложишь душу? Что ж, я, пожалуй, пойду. Тут с вами хотят поговорить, милорд.

– Нет, – решительно произнес Уимзи при виде быстро приближающегося человека в потертом твидовом костюме. – Мне нечего сказать ни «Морнинг стар», ни какой-либо другой газете. Даже и не надейтесь. У меня есть дела поважнее.

– Да-да, – подхватила миссис Венаблз, словно перед ней стоял непослушный школьник. – Ступайте своей дорогой. Видите, джентльмен занят. Какие же эти газетчики надоедливые! Способны свести с ума кого угодно. Идемте, хочу представить вас Хилари Торп. Хилари, моя дорогая, как хорошо, что ты пришла, хотя это было для тебя очень тяжело. Как поживает твой дядя? Познакомься, это лорд Питер Уимзи.

– Рада вас видеть, лорд Питер. Папа читал обо всех ваших расследованиях. Думаю, его позабавило бы то обстоятельство, что он оказался участником одного из них. Если бы только дело происходило не на могиле матери. Вот ведь загадка, правда? Отец обожал загадки. Совсем как ребенок.

– Неужели? А я полагал, загадок в его жизни хватало.

– Вы имеете в виду ожерелье? Это было просто ужасно. Бедный мой папа. Конечно, все случилось еще до моего рождения. Но он часто рассказывал мне о том происшествии. Отец всегда говорил, что из двоих преступников Дикон был хуже и хитрее. Он считал, что деду не следовало приводить его в дом. Странно, но отец симпатизировал второму человеку – лондонскому вору. Кстати, увидел он его только на суде. Сказал, что он забавный тип и скорее всего не лжет.

– Любопытно. – Внезапно лорд Питер развернулся и сурово посмотрел на молодого газетчика, по-прежнему слонявшегося поблизости. – Послушай, приятель, если ты сию же минуту не уберешься отсюда, я вынужден буду побеседовать с твоим редактором. Я не позволю, чтобы ты донимал эту юную леди. Ступай прочь. А если будешь хорошо себя вести, то я, так и быть, дам кое-какие комментарии для твоей газетенки. Понял? А теперь исчезни! Черт бы побрал этих репортеров!

– Этот репортер – настоящий прилипала, – вздохнула мисс Торп. – Едва не свел моего бедного дядю с ума. Вон он, разговаривает со священником. Он чиновник и тоже не любит прессу. Впрочем, тайны и загадки ему не по душе. Он называет их отвратительными.

– Уверен, он меня не одобряет.

– Так и есть. Дядя считает, что ваше хобби совершенно не соответствует вашему положению в обществе. Именно поэтому он так старательно избегает знакомства с вами. Мой дядя немного чудаковат, но отнюдь не сноб и очень порядочный человек. Дядя совсем не похож на моего отца. С ним вы прекрасно поладили бы. Кстати, вы ведь знаете, где похоронены мои родители? Ну конечно. Вы наверняка сразу взглянули на это место.