— Миссис Рокфеллер вшила струны в этот гобелен? — спросил Верлен.

— Точно, — ответила Сабина, — она наняла очень искусного профессионала, чтобы для нее сделали эту работу. Ну да, они там, в гобелене «Пленение единорога».

Верлен скептически уставился на ткань:

— Ну и как же, черт побери, мы достанем их оттуда?

Удивленная Сабина сказала:

— Если оставленные мне сообщения не лгут, процедура была выполнена умело, никаких повреждений не останется.

— Странно, что Эбби Рокфеллер выбрала в качестве защиты такое изящное произведение искусства, — заметила Габриэлла.

— Вы должны помнить, — сказала Сабина, — что когда-то эти гобелены находились в личном владении Рокфеллеров. Они висели в гостиной Эбигейл Рокфеллер с тысяча девятьсот двадцать второго года, когда их купил ее муж, и до конца тридцатых годов, когда они привезли их сюда. Миссис Рокфеллер очень хорошо знала гобелены, включая их слабые места.

Сабина указала на очень тщательно отреставрированный участок ткани.

— Видите, какой он неровный? Один разрез реставрационной нити, и он разойдется по шву.

Музейный охранник подошел к ним из дальнего конца зала.

— Вы готовы, мисс Клементайн? — спросил он.

— Да, спасибо, — ответила Сабина. — Но надо сперва очистить галерею. Пожалуйста, позовите остальных.

Ее манеры стали жесткими и профессиональными.

— Я договорилась о том, чтобы освободить помещение, — пояснила она Габриэлле и Верлену. — Нам нужна свобода действий, чтобы работать над гобеленом, а эту задачу невозможно выполнить в такой толпе.

— Вы сможете это сделать? — спросил Верлен, глядя на переполненный зал.

— Разумеется, — ответила Сабина. — Я — помощник директора по реставрационным работам. Я могу осуществить ремонт, если посчитаю это целесообразным.

— А это? — спросил Верлен, указывая на глазок крошечной видеокамеры.

— Я обо всем позаботилась, месье.

Верлен внимательно посмотрел на гобелен, понимая, что у них очень мало времени, чтобы определить местонахождение струн и извлечь их. Как он изначально и подозревал, наибольший дефект содержала ткань над рогом единорога, в верхней трети гобелена. Он висел высоко над полом, футах в шести. Возможно, придется забраться на стул или табурет, чтобы достать дотуда. Ракурс не был идеальным. Если шов будет трудно расходиться, придется снять гобелен со стены, расстелить его на полу и работать так. Но это только в самом крайнем случае.

Вошли несколько охранников и стали удалять посетителей из зала. Когда помещение опустело, охранник встал около двери.

Как только все вышли из галереи, Сабина подвела к гобелену невысокого лысого человека. Он положил на пол металлический ящик и установил стремянку. Не взглянув на Габриэллу и Верлена, он взобрался на стремянку и начал осматривать шов.

— Лупу, мисс Клементайн, — велел он.

Сабина открыла ящик, показался ряд скальпелей, нитей, ножниц и большая лупа. Яркий свет, льющийся из окон по всей комнате, сфокусировался на ней в огненный шар.

Верлен наблюдал, как работает мужчина, и был очарован его уверенностью. Он мечтал овладеть навыками реставратора и даже был на показе, где демонстрировались химические процессы, используемые для чистки ткани вроде этой. Держа в одной руке лупу, а в другой скальпель, человек ввел кончик лезвия в ряд тугих аккуратных стежков. Повинуясь малейшему давлению, стежки мгновенно распадались на части. Разрезая таким способом один стежок за другим, он проделал в гобелене отверстие размером с яблоко. Реставратор продолжал работу с концентрацией хирурга.

Встав на цыпочки, Верлен смотрел на разрезанную ткань. Ему были видны только расплетенные цветные нити, тонкие, как волосы. Мужчина попросил из ящика инструмент, и Сабина вручила ему длинный тонкий крючок, который он вставил в отверстие в ткани. Затем он сунул руку прямо между буквами А и Е. Потом потянул, и глаз Верлена поймал яркую вспышку — с крюка свисал переливчатый шнур.

Верлен сосчитал струны, которые реставратор вручил ему. Они были тонкими, словно капилляры, и такие гладкие, что скользили между пальцев Верлена, будто вощеные. Пять, семь, десять струн, мягких и роскошных, висели у него на руке. Человек спустился со стремянки.

— Это все, — сказал он таким голосом, словно только что осквернил святыню.

Сабина взяла струны, скатала их в тугой клубок, сунула в матерчатый мешочек и застегнула молнию. Вложив его в руку Верлена, она сказала:

— Следуйте за мной, мадам, месье.

Она повела Габриэллу и Верлена к выходу из галереи.

— Вы знаете, как присоединять их? — спросила Сабина.

— Я уверена, что справлюсь, — ответила Габриэлла.

— Да, конечно, — кивнула Сабина.

По мановению ее руки вокруг них сгрудились охранники, по трое с каждой стороны.

— Будьте осторожны, — сказала Сабина и на парижский манер поцеловала Габриэллу в обе щеки. — Удачи.

Когда охранники провожали Габриэллу и Верлена через музей, оберегая от вездесущей толпы, Верлен подумал, что все его исследования, все разочарования и бесплодные поиски, которыми полна жизнь ученого, — все это вело к сегодняшнему триумфу. Габриэлла шла рядом с ним, женщина, которая помогла ему понять его призвание ангелолога и его будущее — как он в глубине души надеялся — с Эванджелиной. Они проходили арку за аркой. Тяжелая романская архитектура уступала место светлым решетчатым конструкциям готики. Мешочек со струнами лиры был крепко зажат у него в руке.

Риверсайдская церковь, Морнингсайд-Хайтс,

Нью-Йорк

Риверсайдская церковь — внушительный собор в неоготическом стиле рядом с Колумбийским университетом. Владимир и Сейто-сан прошли по лестнице к деревянной двери, украшенной железными пластинами. Под сапожками Сейто-сан на высоких каблуках хрустел посыпанный солью лед, черная шаль уютно укутывала плечи.

Церковь заливал медовый свет. Владимир поморгал, привыкая к освещению. Церковь была пуста. Поправляя галстук, он направился мимо углубления в стене со стойкой администратора, за которой никого не было, поднялся по ступенькам и оказался в большом вестибюле. Стены были облицованы кремовым камнем до места слияния арок — одна переходила в другую, словно надутые ветром паруса в переполненной гавани. Пройдя через несколько широких двустворчатых дверей, Владимир убедился, что в нефе тоже никого.

Его первым порывом было обыскать церковь, но он сдержался. Его внимание привлекли две медные мемориальные доски на стене. Первая была посвящена щедрости Джона Д. Рокфеллера-младшего в деле строительства церкви. Вторая установлена в честь Лоры Селестии Спелман-Рокфеллер.

— Лора Селестия Спелман была свекровью Эбигейл Рокфеллер, — шепнула Сейто-сан, прочитав надпись на доске.