США, помимо этого, преследовало цель успокоить американскую общественность, охваченную изоляционистскими и пацифистскими настроениями. В то же время и Токио сумел извлечь из договора стратегическую выгоду, добившись запрещения строительства новых военно–морских баз в бассейне Тихого океана на расстоянии меньше 5-6 тыс. км от Японских островов.

Активную роль на Вашингтонской конференции пыталась играть делегация Китая, выступавшая с претензией на признание за ним статуса великой державы. Поэтому программа китайских представителей содержала пункты об отмене режима неравноправных договоров и капитуляций, навязанного стране во второй половине XIX — начале XX в. европейскими государствами, США, Японией и Россией. В итоге сложных многочасовых переговоров также 6 февраля 1922 г. девять участников конференции подписали договор, а по сути — декларацию, об уважении суверенитета, территориальной целостности и административной неприкосновенности Китая. С экономической точки зрения это фактически означало распространение принципа «открытых дверей» на всю территорию страны, исключавшего впредь создание каких–либо закрытых сфер интересов и влияния отдельно взятых держав, что, несомненно, явилось победой дипломатии США. Резюмируя, следует подчеркнуть, что Договор девяти держав завершил процесс включения Китая в мировую политическую и экономическую системы. Однако добиться равного с другими участниками Вашингтонской конференции (за исключением британских доминионов) международно–правового статуса Пекину все же не удалось.

В заключение стоит упомянуть два вопроса форума, имевших непосредственное отношение к ситуации вокруг Советской России: во–первых, заявление Японии о последующем выводе своих войск с территории ДВР, сделанное под нажимом других государств, и, во–вторых, резолюцию конференции о возвращении имущества управления Китайской Восточной железной дороги (КВЖД) ее законному владельцу — России.

Решения, принятые на Вашингтонской конференции 1921-1922 гг., знаменовали собой окончание послевоенной перестройки международных отношений. Поэтому сложившийся миропорядок по праву получил наименование Версальско–Вашингтонской системы. Однако ее правовой фундамент требовал дальнейшего укрепления и развития. Неизбежные упущения «отцов–основателей» и неискоренимые слабости системы были обусловлены комплексом факторов как объективного, так и субъективного характера.

Помимо отсутствия практического опыта восстановления межгосударственных связей после длительного военного противостояния глобального масштаба на процесс реконструкции оказывало влияние принципиально различное понимание его участниками целей и задач своей деятельности. Если В. Вильсон стремился исходить из неких универсальных, как мы бы сказали сегодня, общечеловеческих принципов, большинство европейских лидеров превыше всего ставили национальные интересы, отвергая мессианские претензии американского президента.

Отмеченное столкновение концептуально противоположных подходов и личных амбиций в период формирования развитого индустриального общества, сопровождавшееся национальными движениями и революционными катаклизмами, которые находили все более широкий отклик в колониальных и зависимых (включая подмандатные) странах, привело к появлению на свет глубоко противоречивой, в определенном смысле гибридной Версальско–Вашингтонской системы международных отношений.

При внимательном рассмотрении оказывалось, что ее фундамент составляли международно–правовые акты трех типов: во–первых, традиционные военно–политические союзы (примером служат франко–бельгийский оборонительный пакт 1920 г. или так называемая Малая Антанта — альянс Чехословакии, Румынии и Югославии, созданный при активной поддержке Франции в 1920-1921 гг.); во–вторых, региональные гарантийные соглашения наподобие Вашингтонского договора четырех держав; наконец, многосторонние конвенции, содержавшие принципы коллективной безопасности, которые заключались под эгидой Лиги Наций, такие, как ее Устав. Перечисленные уровни договоренностей относились к политической сфере, но не следует забывать и об экономических проблемах, решение которых нередко, как в случае с репарациями, тормозило, либо вообще блокировало поиск развязок по другим геополитическим вопросам.

Именно в этих кардинальных противоречиях заключались неустранимые слабости, имманентно присущие Версальско–Вашингтонской системе, оформившей передышку между мировыми войнами продолжительностью в два десятилетия.

«Эра пацифизма» в международных отношениях, 1923-1931 годы

Большая часть 1920‑х годов отнюдь не случайно вошла в историю международных отношений как «эра пацифизма». Дело в том, что именно в этот период институты Версальско–Вашингтонской системы развивались и совершенствовались, а общественные движения под лозунгами разоружения, решения международных проблем за столом переговоров и недопущения новой мировой войны ограничивали попытки политических элит ведущих держав прибегнуть к силовым методам в спорных ситуациях.

Большинство специалистов справедливо рассматривают пацифизм как реакцию на шок, испытанный европейцами в ходе Первой мировой войны. Однако хорошо известно, что первые организации противников войн и насилия возникли еще в конце XIX в. под влиянием идей непротивления злу насилием, которые в наиболее законченном, концептуальном виде излагал Л. Н. Толстой. Другой духовный источник пацифизма следует искать в некоторых течениях протестантизма, например, в квакерстве XVII-XIX вв. Социальной базой движения сторонников мира стал средний класс, особенно гуманитарная интеллигенция, формирование которой как раз и проходило в переходную эпоху становления индустриального общества.

В этой связи обращают на себя внимание два постулата европейского пацифизма: принципиальный отказ от войны как инструмента политики и стремление к формулированию концепции этнокультурной общности всех европейских народов. Отсюда прямо следовал проект континентального объединения всех стран этой части света, за исключением Великобритании и СССР, в Соединенные Штаты Европы. По мнению сторонников такого объединения, создание «Пан–Европы» (по названию опубликованной в 1923 г. книги, автором которой являлся австрийский граф Р. Куденхов–Калерги) давало возможность небольшим европейским государствам при поддержке примирившихся между собой Франции и Германии успешно противостоять давлению глобальных держав: Британской империи, США, СССР, а в будущем — Японии и Китаю.

Значительную роль в процессе стабилизации послевоенного миропорядка играла Лига Наций, под эгидой или при поддержке которой проводилось большинство международных конференций. Прежде всего следует отметить увеличение ее состава за счет новых членов (например, Германии и ее бывших союзников). Фактически к началу 1930‑х годов из крупных государств только Советский Союз оставался вне рамок Лиги. На протяжении 1920‑х годов ей также удалось выступить посредником в разрешении локальных конфликтов, организовав серию плебисцитов и референдумов среди населения спорных территорий, например, в Верхней Силезии, Мемельской области, провинции Фриулия и т. п. Безусловным достижением Лиги Наций следует назвать принятую на ее Ассамблее 2 октября 1924 г. рекомендацию всем странам ратифицировать так называемый Женевский протокол о мирном урегулировании межгосударственных споров. Характерно, что под давлением пацифистских организаций в 1923-1924 гг. была образована Комиссия по изучению военно–технических аспектов разоружения, а в 1925 г. — Подготовительный комитет всемирной конференции, действовавший до декабря 1930 г. и сформулировавший проект концепции сокращения военного потенциала держав.

Действуя в том же направлении, Лига Наций всемерно поддержала идею министра иностранных дел Франции А. Бриана заключить с США, которые на протяжении 1920‑х гг. казались Парижу едва ли не единственными возможными союзниками из крупных держав в силу противоречий с Великобританией, Германией и СССР, договор о запрете войны как средства национальной политики. И хотя Вашингтон постарался превратить широкий концептуальный проект французов в более ограниченное двухстороннее арбитражное соглашение, идея отказа от военно–силового подхода в международных отношениях нашла горячую поддержку американской общественности. На этой волне 13 апреля 1928 г., через неделю после подписания соглашения, государственный секретарь США Ф. Келлог выступил