— А я бы не стал утверждать, что теперешняя ситуация является для тебя обычной.

Наступила пауза, словно Джамилю поразил его ответ.

— Какой же я вам кажусь? — наконец поинтересовалась она.

— Подавленной. Когда мы увидели тебя в компании некоторых личностей…

— Самуила, — уточнила она. — В его компании вы меня видите всего второй раз.

— Ладно, хорошо, Самуила. Хотя, наверное, я ошибаюсь. Теперь ты, несомненно, среди тех, кто может считаться твоей ровней по интеллекту, тогда как никто из нас не наделен такой ученостью…

— Самуил не привык пускаться в рассуждения с женщинами, — сказала она; мне через дверь показалось, будто в ее голосе прозвучала горечь. — Я получала большее удовольствие от споров с епископом Конрадом на борту «Венеры». Но потеря невелика. Христиане поворачиваются лицом на восток, чтобы помолиться, но Святая земля теперь больше к югу, так что если хотите перенести алтарь…

— Благодарю, но не меняй темы разговора. Мне пришла в голову мысль, что ты попала в теперешнюю твою ситуацию из-за случайности…

— Вряд ли это можно назвать случайностью. Я бы назвала это армией франков, — сказала она. — Сначала вы свернули с намеченного пути к этому городу, потом сожгли Перу, после чего вызвали у жителей гнев. Вы отвечаете за теперешнюю ситуацию, господин.

Последовала очередная пауза, словно на этот раз он был поражен.

— Чем я могу помочь?

— Вы и так многое делаете, позволяя нам остаться здесь. Мы вам благодарны.

— Я имею в виду тебя, Джамиля, — пояснил он. — Чем могу помочь тебе, чтобы ты больше не была такой… подавленной?

И опять пауза.

— Ничем, — сказала она, потом шагнула к двери и распахнула ее так резко, что стукнула меня по носу. — Прекрати топтаться там и входи.

Я смущенно вошел, держа перед собой ведро и потирая свободной рукой нос.

— Вечно он обо мне заботится, — тепло сказала Джамиля, внезапно став прежней. Она забрала у меня ведро и жадно сделала несколько глотков. — Спасибо. — Опустила ведро. — Тебя нужно подстричь, иначе скоро ты станешь похож на грека. Кроме того, мне нужно кое-что передать тебе от Бровастого. В общем-то за этим мы сюда и пришли.

— От кого? — спросил Грегор.

А я запоздало произнес:

— Что?

Джамиля сделала еще один глоток, потом поставила ведро на пол.

— С Отто в камере Влахерны сидел один тип по прозвищу Мурзуфл, — пояснила она Грегору. — Его отпустили по нашему настоянию, когда узурпатор сбежал, а теперь он занимает какой-то мелкий пост при императорском дворе. Должность незавидная, но все-таки лучше, чем тюрьма. Он разослал гонцов на наши поиски после утра коронации, и они отыскали меня в тот день, когда начался пожар. Мурзуфл поручил мне передать кое-что на словах Блаженному из Генуи. Вот почему мы здесь. Можно было бы остановиться у знакомых греков в городе, но Самуил согласился, что мне следует передать тебе его слова, а бегство от пожара послужило хорошим поводом для переправы на этот берег.

— О чем это ты толкуешь? — спросил я, все еще теребя нос, чтобы удостовериться, не сломан ли он.

— Не сломан, — сказала Джамиля. — Даже кровь не идет. — Она бросила взгляд на дверь (я тут же прикрыл плотнее створку), подозвала нас с Грегором подойти поближе и зашептала: — У Исаака закончились запасы золота и серебра. Он забрал деньги почти у всей знати и успел разграбить множество церквей, лишив их алтарных украшений. Ясно, что деньги у вельмож еще остались, но они хорошо их прячут. Мурзуфл опасается, что император Исаак начнет отбирать реликварии со святынями. Бровастый нуждается в твоей помощи, чтобы предотвратить это для всеобщего блага.

— Он уже начал отбирать святыни, — сказал Грегор. — Из-за этого поднялся бунт. По моей просьбе Исаак вернул то, что взял. Впредь он будет осторожен.

— Мурзуфл боится, что это всего лишь вопрос времени, а потом все повторится.

Я поморщился.

— Ну да, шкатулки действительно из золота и серебра и усыпаны красивыми камнями, но вряд ли они стоят…

— Их значение гораздо важнее для города, чем стоимость всего золота и камней, вместе взятых, — нетерпеливо перебила Джамиля. — Станпол и без своих реликвий будет как… — Она пожала плечами, не в силах придумать хорошее сравнение. — Это будет совершенно другой город.

Грегор мрачно кивнул и скрестил руки на груди.

— Реликвии важны и для пилигримов. Когда мы осматривали город в июле, я испытал глубочайшее благоговение только оттого, что вижу их. Они обладают безгранично большей ценностью, чем та, которая определяется материальными мерками. Но дай только волю воинам, и они возьмут свою долю материальных ценностей.

— Но чего же Мурзуфл хочет от меня? — спросил я.

— Это он объяснит при личной встрече, — ответила Джамиля. — Бровастый просит нас с тобой встретиться с ним через неделю у монастыря Иоанна Златоуста, что на западе города, у Золотых ворот. В день, когда обезглавили Иоанна Крестителя, там пройдет месса, на которой будет присутствовать император Исаак.

— Выходит, ты целую неделю будешь жить рядом с нами в шатре? — Для меня это было гораздо важнее реликвий или воссоединения с Мурзуфлом. — Все это время?

Джамиля одарила меня таким взглядом, что я сразу почувствовал себя семилетним мальчиком.

— Конечно, помогу, — поспешил я исправиться.

— Иоанн Креститель — мой семейный святой, — сказал Грегор, и его слова показались мне подозрительно неуместными, но тут он продолжил: — Поэтому я тоже пойду.

Утром мы отправились к западной границе города. Мурзуфл прислал нам Ионниса в качестве проводника. Джамиля отправилась с нами, что меня очень радовало, а Самуил остался в лагере, что радовало меня еще больше. Самуил лечил людей, как когда-то его брат. Всю прошлую неделю они с Джамилей выхаживали раненых беженцев, пострадавших либо от самого пожара, либо при попытке спастись. И я помогал, чем мог, но толк от меня был небольшой по сравнению с тем, что делали они. Впрочем, дети явно предпочитали меня Самуилу, и мне казалось, что это говорит в мою пользу.

Впервые в жизни я оказался на такой огромной территории, обнесенной стеной: хоть целый час скачи верхом — конца не видно. Даже сейчас, спустя два месяца после того, как меня впервые поразили размеры города, я не переставал удивляться его просторам.

Почти весь наш путь пролегал через пожарища. Воздух был насыщен запахом гари. Без малого четверть городских земель была опалена этим пожаром и тем, что случился возле дворца Влахерны, когда там шла битва. Огонь унес почти половину домов. Семьи разгребли пепел и расстелили на месте бывших домов циновки, на которых и спали. Случись подобное в какой-нибудь деревне, зрелище было бы скорбное. Но когда улица за улицей, в любом направлении, вверх и вниз одного холма, потом другого, потом третьего… это ужасало, а Ионнис только усугублял этот ужас, указывая на обгорелые фундаменты некогда красивых, но теперь исчезнувших строений. Мы испытали огромное облегчение, когда наконец вышли из зоны пожарищ в лесистую западную часть города, где раскинулись сады, огороды, фермы и редкие домишки.