Так, шествуя по тихой зеленой дороге, мы наконец пришли к обнесенному стеной монастырю, вокруг которого расположилась цветущая деревня. Многие из тех, что суетились на маленькой центральной площади, обмениваясь вполголоса слухами, были, скорее всего, беженцами из пострадавшего от пожара города. Ионнис подвел нас на монастырском дворе к улыбающемуся Мурзуфлу, после чего скрылся в церкви, где пристроился к простолюдинам, толпившимся у выхода.

Я никогда не интересовался церковными обрядами, да и особого впечатления они на меня не производили, поэтому простите, что не описываю в подробностях траурно-торжественную службу в день обезглавливания святого Иоанна Крестителя. Я почему-то представлял, что его величество воспроизведет ритуал отсечения головы, и с нетерпением ждал начала, но, когда все оказалось совсем не так, почувствовал себя обманутым. Состоялась торжественная святая месса, во время которой все действия производились за большой золоченой ширмой. Ширма была украшена сценами из жизни Христа, изображениями его красивой матери, а также Иоанна Крестителя с ангельскими крыльями. Затем к императору Исааку поднесли святую реликвию, чтобы он ее пощупал — видеть-то он ее не мог, так как был слеп. После этого вся паства выстроилась в длинную очередь, чтобы осмотреть реликвию поближе. Но среди нас был энергичный Мурзуфл, который по праву мелкой сошки в императорской свите покомандовал, и нам тут же выделили местечко в начале очереди. Не прошло и нескольких минут, как мы оказались так близко от святыни, что могли бы ее потрогать.

Своими размерами она превосходила многие другие: не осколок, а целиком макушка черепа. Хранилась она в роскошном реликварии, повторявшем ее форму. Глянув на него, я поразился тонкой работе, несмотря на обычную византийскую вычурность, — золото с вкрапленными в него большими каплями драгоценных камней. Один особенно большой красный камень был помещен в центр в окружении жемчуга и бирюзы, под ним располагались розовый рубин и изумруд. Но самое интересное — золотой фон: там был текст на греческом, начинавшийся у самой макушки. Я не мог остаться равнодушным и поднял глаза на Грегора, собираясь признать, что теперь понимаю притягательную силу святыни. Но слова застыли у меня на языке, когда я взглянул ему в лицо.

Грегор верил, что это был настоящий череп настоящего Иоанна Крестителя. Лично я был готов поверить, что существует такая возможность, но особого благоговения не испытывал. Зато во взгляде Грегора я прочел изумление, хотя лицо сохраняло строгое выражение, чересчур строгое даже для него. Он пребывал в состоянии восторга. Мир вокруг него мог разрушиться, а ему было бы все равно, ведь он лицезрел перед собой это. Я никогда не испытывал подобного чувства, но, увидев его на лице человека, которого хорошо знал и уважал, я уже не сомневался в искренности и глубине того, что он сейчас переживал. Когда мы отошли от святыни, Грегор излучал покой и умиротворенность. Лично я такое испытывал только сразу после близости с обожаемой женщиной. Я даже позавидовал Грегору. Отклонение от первоначального курса паломников, изощренное вероломство Бонифация, трагедия пожара — сейчас его ничто не волновало. Он продолжал излучать умиротворенность до конца мессы. А я ему завидовал, хотя сам не понимал почему.

Патриарх в последний раз благословил паству, церемония завершилась, и нас вынесло из церкви с толпой. На переднем дворе монастыря, у дверей церкви, замешкались несколько особо набожных прихожан. Среди них был один тщедушный бритт, один бровастый рыжий со своим неулыбчивым помощником, один пилигрим-германец исполинского роста и укутанная покрывалом иудейка, изображавшая христианскую вдову.

Когда Ионнис объяснил, что могучий светловолосый незнакомец пришел сюда с нами, Мурзуфл подозрительно взглянул на Грегора и спросил по-гречески, кто он такой.

— Это брат Отто Франкфуртского, — ответил я по-французски.

— Еще один германец? Что он здесь делает?

— Я друг, — сказал Грегор.

— Чей? — поинтересовался Мурзуфл.

— Города, — последовал ответ.

Мурзуфл с минуту пристально рассматривал его, потом в конце концов кивнул, словно примиряясь сам с собой.

— И как тебя зовут?

— Грегор Майнцский.

Глаза Мурзуфла округлились: он слышал это имя, как почти все жители города к этому времени. Но эффект оно произвело на Мурзуфла самый неожиданный.

— А! Так ты тот самый проклятый зятек маркиза!

Он плюнул под ноги Грегору.

Грегор напрягся, но он был слишком дисциплинированным воином, чтобы отреагировать с гневом. Ионнис быстро заговорил по-гречески. Я узнал отдельные слова: «не согласен с… хочет уладить… святыня Девы Марии».

— Тогда другое дело! В таком случае ты с нами, — объявил Мурзуфл, мгновенно перестроившись. — Прости за плевок. Но я виню Бонифация во всей этой дурости.

— Какой дурости? — спросил Грегор, невольно выпустив иголки.

— Императоры — слабые и глупые люди, они почти никогда не совершают того, что им приписывают, за них творят подлости их манипуляторы, а мы все знаем, что Бонифаций манипулирует Алексеем, — пояснил Мурзуфл и тут же, без всякой паузы, расплылся в улыбке. — Как поживает мой друг Отто? Он вернул себе свою женщину?

Бровастый глянул на Джамилю, потом на меня и многозначительно подмигнул: «Свою, как я вижу, ты вернул!»

— Зачем ты нас позвал? — строго спросил Грегор.

— Как раз тебя я не звал, — игриво и фамильярно ответил Мурзуфл, словно разговаривал со старым приятелем. По сравнению с Грегором он стоял на гораздо более низкой ступени, но раз уж это был его город, то пресмыкаться он не собирался. — Но все равно я приму тебя в команду, как говорил. У моего императора Исаака плохие советчики. Сейчас он занят тем, что разоряет церкви, стараясь выплатить армии то, что пообещал глупый Алексей.

Грегор покачал головой.

— Это раньше он их разорял. Теперь — нет, — сказал он и, все еще не успокоившись после плевка, подчеркнул: — Благодаря моему вмешательству.

— Вот как? — не без сарказма произнес Мурзуфл. — Тогда позволь мне сообщить тебе прямо противоположное. Когда Исаак покинет церковь, то унесет с собой тот самый реликварий, которым мы только что восхищались.

Грегор нахмурил лоб.

— Что?

— Ну да. — Мурзуфл пожал плечами. — Сам слышал, как он отдавал приказ своим людям, прежде чем мы вышли из дворца. Вообще-то я слышал об этом решении еще много дней назад, потому и разослал людей отыскать нашего маленького бродяжку, чтобы он помешал злодеянию.

— Но… — возразил Грегор, — я обратился к нему с просьбой вернуть другую реликвию, покров Святой Девы, и он выполнил ее без промедления.

Мурзуфл снова дернул плечами.

— А потом он передумал. Если его не остановить, ни в одном из святых храмов города не останется ничего ценного. Он уже отобрал украшения, а теперь намеревается отобрать и реликвии. Поэтому я хочу ему помешать.