На берегу крупнейшего озера был построен космодром. Потом еще один. И еще. Склады. Ремонтные мастерские. Госпиталь. Танкодром. Подземные резервуары люксогена. Узел дальней связи. Резервный узел дальней связи. Ангары для техники бронедесантной дивизии. Ангары для второй бронедесантной дивизии. Казармы для личного состава двух дивизий. Позиции для пяти дивизионов противокосмической обороны. Ангары для техники дивизионов. Казармы для личного состава дивизионов. Учебный лагерь осназа. Космодром спецсредств. Запасной командный пункт Второго Ударного флота. Монорельсы и шоссе, чтобы связать все объекты воедино.

Все это вместе получилось чуть побольше Колчака. И чуть поменьше Москвы. Как-никак, крупнейшая база флота за пределами Солнечной системы.

И было это исчадие военстроя названо Городом Трех Звезд, потому что в полдень над ним висели три звезды. Один красный гигант в зените и два белых карлика (полюсные пленочные параболоиды) на самом краю горизонта.

Местный фольклор, однако, отсылал к трем звездам на погонах армейских полковников и флотских каперангов. А уж полковников и каперангов там было!..

Восемьсот Первый парсек – о существовании которого разведка Конкордии, конечно, знала – был единственной звездной системой нашей периферии, немедленная атака которой планом «Исфандияр» не предусматривалась. Клоны не боялись людских потерь и легко пожертвовали тысячами своих диверсантов на Земле. Но вот линкоры и авианосцы надо было беречь. Клоны знали: Город Полковников атаковать безнаказанно невозможно.

Здесь накапливалось молодое пополнение с Земли. Сюда же отходили наши потрепанные эскадры, застигнутые внезапным нападением Клона на передовых базах Синапского пояса.

Мы, свежеиспеченные офицеры, были переброшены в Город Полковников верным «Дзуйхо» вместе с нашими «Горынычами». Потери в первых боях были огромны, а потому Академия передала все учебно-боевые истребители в распоряжение Второго Ударного флота.

Всю дорогу мы любовались парадными мечами и мечтали о встрече с врагом.

– «Абзу» – легкая добыча, – клеймили мы самый массовый клонский истребитель.

– «Шеду» устарели на двадцать лет, – это о модульных крепостях.

– «Фраваши» – летающая братская могила на четверых, – одной меткой фразой мы сбивали целые эскадрильи тяжелых торпедоносцев.

– У них была внезапность. Внезапности больше нет, – пел Ваня Терновой со слов Тоцкого. – Покажем клонам кузькину мать!

– Они били наших сонными. На космодромах. На стартовых столах. Теперь они узнают, что такое флот после стратегического развертывания! – краснобайствовал ваш покорный слуга на этих стихийных митингах.

– Было бы что развертывать, – бурчал Коля. Но тихонько, очень тихонько: в те дни за такие слова свои же товарищи могли разъюшить рожу и выбросить за борт. Кроме шуток.

Мы мечтали о победах. О быстром и сокрушительном контрнаступлении, которое освободит наши оккупированные колонии: Андобанд, Махаон, Каталину, Клару, Лючию. О десантах на Паркиду, Ардвисуру, Наотар, Вэртрагну в конце концов. О знаменах наций-комбатантов над затушенным клонской кровью священным огнем Атур-Гушнасп.

Кто радуется войне? Промышленники, генералы и клинические идиоты.

Промышленников и генералов среди нас не было. В кого же мы превратились, захваченные данс макабром первых дней войны?

А еще мы с Колей мечтали о том, чтобы служить и геройствовать на «Трех Святителях». И не где-нибудь, а именно в И‑02, эскадрилье Готовцева.

Первый рапорт об этом мы подали Федюнину через десять минут после получения офицерских патентов.

Второй – вручили Кайманову, умоляя включить его в ближайший пакет сеанса шифросвязи.

С третьим рапортом – на рейде Города Полковников – Кайманов послал нас по матери.

С четвертым мы явились на прием к коменданту космодрома «Б», где приземлился наш «Дзуйхо».

Стоял теплый солнечный денек. Термометр показывал сакраментальный ноль по Цельсию.

Вдалеке, по левую руку, громоздились ледяные торосы высотой в пол-Монблана. По правую высились закопченные, израненные громады линкоров «Кавказ» и «Князь Пожарский».

Из бронепояса «Кавказа» команда саперов при помощи двух инженерных танков выковыривала неразорвавшийся снаряд.

Старикан «Пожарский» потерял в боях три башни главного калибра из пяти. Эластичные батареи автогенов, уместные на покореженных барбетах как изысканные ожерелья на шее толстенной бабищи, наводили красоту, удаляя стотонные сколы прогоревшей полистали.

Тут же, под бортом линкора, стояли несколько блочных флуггерных ангаров. Судя по всему, после ремонта «Пожарский» намеревались переклассифицировать в авианесущую орбитальную крепость.

Дышалось легко и привольно, полной грудью: спасибо кислородным маскам!

Огромное красное пятно над головой не столько грело, сколько нервировало. О двух эрзац-солнцах я вообще молчу: бледные, как привидения, они напоминали НЛО со старинных любительских снимков. И вызывали примерно те же эмоции: эт-то что еще такое? Не иначе фальшивка!

Строем и с песней мы – лейтенанты на посмешище мичманам – топали от «Дзуйхо» к казарме, под которую был переоборудован выпотрошенный фрегат.

Если в наших линкорах – пусть даже крепко битых – еще чувствовались стать, краса и сила, то этот кораблик всем своим видом говорил: я уж свое отлетал. И притом давно.

«Ну все. Рапортами нашими небось какой-нибудь жирный кадровик подтерся, – грустно думал я. – Сейчас замаринуют нас, скороспелых лейтенантиков, в стылой казарме под предлогом нашей неопытности, а там уже и война закончится. Еще, может, и в Академию вернут. Доучиваться».

Тут откуда ни возьмись наперерез нашей колонне, во главе которой горлопанил бывший старшина курса Малюков, бросились двое офицеров в отличных шинелях из синего сукна. Похоже, никак не меньше кавторангов!

Они перебросились парой слов с Малюковым. После чего тот скомандовал:

– Курс, песню прекра-щай! Стой! Нале-во! Равняйсь!

Мы остановились.

Офицеры в синих шинелях вышли на середину строя. Первый негромко сказал:

– Всем истребителям просьба подойти к нам.

Второй добавил:

– Остальные могут продолжать движение. Вольно.

И тут у меня на глаза навернулись слезы. Наверное, специфика местного климата?

Дежа вю!

Одним из офицеров был… Шубин! Только на его погонах красовалась большая звезда эскадр-капитана, а не три средних, каперангских. А вторым был Бердник, тоже офицер 19-го авиакрыла, во время Наотарской операции – комэск-3.

Почти как в мае прошлого года, во дворе Академии. Только тогда мы были кадетами – и нам приказывали «три шага вперед». А теперь мы стали лейтенантами. И нас просят подойти.