– Ничего этого не было! Это всего лишь дурацкий сон, и я через минуту-другую проснусь!

Разинув рот, я показала на задвинутый ящик.

– Ты не спишь, Анна! Это действительно случилось, и тебе теперь придется с этим справляться!

Сестра посмотрела на меня как на пустое место и вышла из моей спальни.

– Не знаю, о чем таком ты говоришь, Кира.

Я схватила ее за плечи, когда она проходила мимо, но она упорно смотрела в сторону.

– Анна, такой выверт не поможет! Это так, признаешь ты или нет!

Когда сестра наконец повернулась ко мне, ее лицо совершенно ничего не выражало.

– Нет, Кира… Ничего подобного не было.

Я побледнела и похолодела. Неужели Анна имела в виду… Нет, я поверить не могла в то, что у моей сестры вообще возникла такая мысль. Я понимала, что сейчас она буквально обезумела от ярости, но все равно не думала, что Анна могла решиться на прерывание беременности.

– Анна… Ты ведь не можешь…

Сестра отскочила от меня, и на ее лице снова отразились все ее чувства.

– Я пока не знаю, Кира, успокойся. Я просто… Мне нужно подумать обо всем несколько дней, понятно?

Кивнув, я нервно сглотнула. Подумать – это хорошо. Опустив голову, Анна пошла к выходу из моей спальни, но в дверях приостановилась и оглянулась.

– Никому об этом не говори, Кира, пожалуйста. Ладно? Ни маме с папой, ни Дженни, ни Келлану, ни Денни… Никому!

– Анна, ты не должна справляться со всем в одиночку! – Я сделала шаг к сестре.

Она встряхнула головой и протянула руку, останавливая меня.

– Прошу тебя! Если я решу сделать аб… Если я решу избавиться от него, я не желаю, чтобы кто-то из них узнал. Никогда. Прошу! Я ведь не рассказываю Келлану о твоих маленьких тайнах! И я тебя прикрывала, когда ты попала в больницу в результате всей истории с Денни и Келланом, придумав дурацкую историю насчет аппендицита, когда папа получил счет… Ты в долгу передо мной.

Голос Анны так сильно дрожал, что сразу становилось понятно, насколько ей тяжело, как трудно ей принять решение. Я прекрасно знала, что моя сестра не из тех хладнокровных особ, кто способен уничтожить жизнь по обычной прихоти, но понимала и то, что мысль о ребенке пугала ее до полусмерти, в особенности при ее странных отношениях с Гриффином. Надеясь, что ей станет легче, если я оставлю ее в покое, я кивнула:

– Конечно, обещаю… Я не скажу ни слова. Никому.

Анна кивнула в ответ и повернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за руку.

– Но ты должна сказать мне… Если решишь… Сказать заранее. – Я не смогла удержать слезы. – Если ты решишь не оставлять его, скажи до того, а не после, ладно?

На глазах Анны тоже выступили слезы, выступили и потекли по покрасневшим щекам сестры. Обняв ее, я добавила:

– Ведь это мой племянник или племянница, там, внутри… Ты, по крайней мере, должна дать мне шанс отговорить тебя. А уж если у меня не получится, тогда позволь мне пойти туда с тобой, просто подержать тебя за руку.

Когда я отодвинулась от сестры, слезы уже потоком лились по ее лицу, и она, громко всхлипнув, кивнула. Я тоже ревела.

– Анна, я так тебя люблю. Я знаю, ты сделаешь как лучше.

Сестра кивнула, повернулась и вышла из комнаты.

Следующие недели я занималась только сестрой. Все мои весенние каникулы мы провели дома. Я пыталась убедить Анну показаться врачу, но она отказывалась, пряталась в ванной, а потом часами рыдала у себя в спальне.

Сидя рядом с Анной, я гладила ее по волосам и показывала на календарь «Хутерс», висевший на стене, напоминая сестре о том, как она прекрасна, что как раз сейчас – время ее славы. Стоял апрель, и великолепное лицо Анны украшало эту страницу. А сестра жаловалась, что уже чувствует себя раздувшейся и толстой и что ее одежда становится ей все теснее. В итоге она сорвала со стены календарь и затолкала его в тумбочку у кровати.

Я надеялась, что работа не повлияет на решение сестры сохранить или уничтожить ребенка. Она была единственной девушкой из своего ресторана, выбранной для съемки, и в результате этого получила некоторую известность. Но я не была уверена, что ее оставят в официантках, если заметят округлившийся животик. Мне никогда не приходилось видеть беременных женщин в фирменной одежде «Хутерс». Но я знала, что юридически Анна имеет право продолжать работу, и если она скажет, что хочет избавиться от ребенка ради того, чтобы сохранить место, я найду, что ей ответить.

В общем, когда Анна находилась рядом, я вела себя с крайней осторожностью, стараясь никак не усиливать ее страхи. Впрочем, зря старалась. Ничто не могло испугать ее сильнее. И я даже винить сестру не могла за то, что она постоянно находилась на грани срыва. Ситуация действительно сложилась ужасная, а гормональная буря в теле Анны еще больше все ухудшала. Но я даже не отвечала, когда сестра вдруг грубо кричала на меня, заявляя, например, что ее тошнит от запаха кофе и я должна вообще прекратить покупать этот проклятый напиток.

Если же я пыталась огрызнуться, Анна тут же начинала плакать, и в итоге я перестала варить кофе по утрам. Я решила, что вполне могу несколько дней обойтись без кофеина, чтобы успокоить сестру, в особенности в том случае, если это поможет убедить ее, что она вполне может стать матерью. В последнем я не сомневалась. За беспечной внешностью Анны скрывалась женщина с огромным запасом любви. Может, сестра и не нашла мужчину, на которого могла бы ее выплеснуть, но я знала, что это чувство зреет внутри ее.

Я даже как-то раз пригласила ее посетить вместе со мной шестинедельный курс живописи, где занималась Дженни. Почему я сама продолжала ходить на эти занятия вместе с Дженни – не знаю. Наверное, из жалости, ведь я до сих пор чувствовала себя неловко из-за нашей поездки в Бойсе.

Анна неохотно пошла со мной и угрюмо дулась все то время, что сидела в классе. Дженни с любопытством поглядывала на обычно болтливую и радостную Анну, чуть вскинув брови, но не сказала ни слова. Наверное, она решила, что Гриффин подстроил моей сестре какую-нибудь гадость. Впрочем, именно это он и сделал, просто пока еще сам об этом не знал.

И никто другой тоже не знал. Анна по-прежнему запрещала мне говорить об этом даже с Денни, который сразу заметил ее мрачное настроение. Он как-то зашел за мной, чтобы пригласить в кино, а сестра даже не бросила на него своего обычного подозрительного взгляда. Она вообще едва заметила Денни и просто пробормотала, обращаясь ко мне:

– Желаю повеселиться. Хоть одна из нас должна же…

Она теперь постоянно говорила всякие гадости вроде этой, как будто только что получила сообщение, что подхватила смертельную болезнь и жить ей осталось всего девять месяцев. Я постоянно твердила ей, что она не останется одна, что и с ребенком можно прекрасно жить на свете, но ясно было, что Анна не верит ни единому моему слову. Она все еще была беременна, и срок теперь был около семи недель. Я то и дело скрещивала пальцы, думая о том, что уже к концу ноября могу обзавестись племянником или племянницей.