наблюдается лишь в последние годы. Впервые несколько произведений Буткова («Сто рублей», «Хорошее место», «Горюн», «Невский проспект, или Путешествия Нестора Залетаева») были перепечатаны в восьмитомном издании «Русские повести XIX века» (см. «Русские повести XIX века 40—50-х годов», подготовка текста, вступ. статья и примечания Б. Мейлаха, Гослитиздат, М. 1952). Больше внимания стали уделять Буткову и литературоведы, исследующие литературу 40-х годов (Л. Лотман, А. Цейтлин, А. Кулешов и др.), появляются и статьи о нем: Э. Багиров «Яков Бутков» («Новая Волга», 1957, кн. 26), «Петербургские вершины» (Уч. зап. каф. русской литературы Моск. пед. института имени В. И. Ленина, 1957, вып. 7).

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ВЕРШИНЫ

Печатается по изданию: «Петербургские вершины, описанные Я. Бутковым», книга первая, СПб. 1845; книга вторая, СПб. 1846.

История замысла сборника «Петербургские вершины», отразившего колоритные стороны столичной жизни, связана с воздействием на писателя деятелей демократической критики и общественной мысли и, прежде всего, Белинского, неоднократно подчеркивавшего особую злободневность петербургской темы. При этом следует учесть, кроме ряда известных высказываний Белинского этого рода, также интереснейшие «Журнальные отметки», напечатанные без подписи в 1844 году в «Русском инвалиде», №№ 170 и 182, также, по-видимому, принадлежащие перу Белинского (см. об этом: Белинский, т. XIII, М. 1959, стр. 339–340). Здесь с особой резкостью выдвигалась необходимость отражения в литературе жизни Петербурга с его контрастами, с его «разношерстной» массой, улицами, закоулками и т. д. Настойчивые призывы Белинского, а также зарисовки «петербургского низовья» в произведениях Гоголя, оказали несомненное воздействие на Буткова (заметим, что в рукописи «Очерков гоголевского периода русской литературы» Чернышевского Бутков назван первым в числе писателей, которые примыкали к кругу Белинского или находились под его влиянием). Для понимания литературного фона и истории замысла «Петербургских вершин», как и других произведений Буткова, существенны также не только выходившие в эти годы произведения и сборники, посвященные Петербургу (особенно «Физиология Петербурга»), но и зарубежные издания, в которых описывались Париж, Лондон и другие города. Среди них нужно выделить иллюстрированное издание «Le Diable à Paris» («Бес в Париже»), целью которого было изображение Парижа в различных планах (оно упомянуто в цитированных выше «Журнальных отметках»). В этом издании (некоторыми сторонами связанном с «Хромым бесом» Лесажа, где в гл. III быт показывается приемом «снимания крыш» с домов) помещен, между прочим, рисунок, изображающий в разрезе пять этажей парижского дома с выразительными контрастами богатых квартир и нищих мансард. Сходство сюжетных мотивов «Петербургских вершин» с мотивами такого рода изданий, обусловлено прежде всего общностью признаков, которые, с теми или иными вариациями, характеризовали социальную структуру больших городов.

Назидательное слово о Петербургских вершинах

Само название этого программного вступления — несомненно, полемическое, в смысле противопоставленности той «назидательной», «нравоучительной» тенденции, которой была пронизана реакционная критика и беллетристика того времени. Острое идеологическое звучание «Назидательного слова» было отчетливо понято прогрессивной критикой. Аполлон Григорьев полностью перепечатал его в своей рецензии на первую книгу «Петербургских вершин», добавив при этом: «Желаем, чтобы… ваша мысль перестала „скользить преследуемою контрабандою“; отдаем полную справедливость вашим стремлениям». При этом рецензент призывал автора служить делу «чисто и бескорыстно, твердо и достойно… не пугаясь противодействий». Смысл этих слов становится ясным в контексте рецензии, где достоинством гоголевской школы признавалось сочувствие тягости и скорби «ежедневной и несправедливо презираемой действительности низших слоев общества». «Серьезное значение», которое А. Григорьев придавал «Назидательному слову» и книге в целом, мотивировалось, в частности, социальной принадлежностью автора: «Настоящие деятели… на том же поприще, на новом, расчищенном Гоголем под русскую литературу, могли и должны были явиться только из того класса, которого интересы образуют это поприще…» (см. «Финский вестник», 1846, т. VII, отд. V, стр. 1—15). Перепечатала «Назидательное слово» и «Литературная газета» (1845, № 45). Вместе с тем, совершенно обошли это вступление к «Петербургским вершинам» (которое являлось вместе с тем одним из литературных манифестов «натуральной школы») органы реакционного направления, так или иначе отозвавшиеся на выход книги Буткова.

…несмотря на численную незначительность блаженной частицы, она исключительно слывет Петербургом, всем Петербургом… — Точность этой и последующей характеристики социального состава столицы отмечалась в ряде отзывов о «Петербургских вершинах», так «Литературная газета» от 22 ноября 1845 г. в № 45 писала: «Г-н Бутков рисует очень яркими красками некоторую часть петербургского общества, и рисует ее с отчетливостью и подробностями, по которым нельзя в ней обознаться». «Блаженная частица» столицы, население которой, как и пишет Бутков, было действительно тогда «полумиллионным», может быть определена выразительными данными: количество жителей-«дворян» (включая служащих военного ведомства) составляло по статистическим данным менее одной десятой части населения, в то время как дворовые люди, мещане, цеховые, крестьяне, разночинцы и другие сословные группы, фактически обреченные обслуживать «блаженную частицу», были основными по численности (ср. «Панорама Петербурга» А. Башуцкого и справочник «Весь Петербург в кармане» А. Греча). При этом происходил непрерывный рост количества чиновников (преимущественно мелких).

…если книги пишутся — пишутся для срединной линии… — Защита интересов и прав нового демократического читателя является одной из политических идей, которые Бутков проводил в своих произведениях. Эта идея была иезуитски извращена «Северной пчелой», где в рецензии на первую книгу «Петербургских вершин» утверждалось: «Разборчивая обитательница бельэтажа, взяв в нежные ручки „Петербургские вершины“, не раскается в том, и если эта книжка не вполне удовлетворит запросам ее женского сердца, она пробежит ее не без удовольствия и, может быть, не раз улыбнется милому, изящному комизму веселого рассказа г-на Буткова» («Северная пчела», 1846, № 5).

Екатерингофское гулянье — устраивалось в Екатерингофе (находившемся за Обводным каналом). В память морской победы Петра над шведами в 1703 году в мае там происходили ежегодные публичные праздники.

…тому, кто с постоянным вниманием наблюдает, чтобы в ней не было ничего, кроме бессмыслицы! — сатирический намек на цензуру.

Порядочный человек

Рассказ, вошедший впоследствии в первую книгу «Петербургских вершин» (СПб. 1845), впервые был напечатан в «Северной пчеле» (1845, 14–19 июня, № 132–136) с примечанием: «Отрывок из романа. Это один из первых опытов молодого человека, который еще ничего не печатал. Он сам образовался чтением и трудом и приобрел много опытности в жизни. Принадлежит он к купеческому званию. Читатели сами решат, есть ли в нем талант». Это примечание, не во всем точное, любопытно, однако, известием о том, что Бутков писатель-самоучка. Булгарин, печатая Буткова, предполагал, что ему удастся использовать и подчинить его талант своему влиянию, и впоследствии хвалился тем, что он впервые поместил в газете его рассказы «Порядочный человек» и «Ленточка». Однако вскоре полная противоположность взглядов Буткова и Булгарина отчетливо проявилась, о чем сам Булгарин впоследствии заявил в доносе, представленном в III Отделение. Указывая, что Бутков явился к нему в свое время