Супругам Кочет очень нравилось бывать у своих старших свояков Егоровых, но это случалось редко.

И хотя те всю свою сознательную жизнь втайне и проповедовали принцип: Все бабы дуры! А все мужики гады! Но прожил они совместно уже долгую и в чём-то даже счастливую жизнь.

Подумав об этом, Платон неожиданно вслух изрёк, прерывая всеобщее молчание:

– «Жили они долго и счастливо, и умерли в один день, хотя до сих пор и не знали об этом!».

– «О! это у тебя чёрный юмор?!» – первой прореагировала, привыкшая к таким неожиданным поворотам, Ксения.

– «Нет! Скорее всего, серый – тупой и неуместный!» – подвёл под собой черту самокритичный автор.

– «Какой же ты подаёшь пример подрастающему поколению?» – неожиданно вмешалась и Варвара, невольно поддержав сестру.

Разговор теперь невольно перешёл и на проблему отцов и детей.

– «Противопоставлять одно поколение другому, искусственно раздувать проблему отцов и детей могут только люди недалёкие, проще говоря, дураки!» – неожиданно пересел на философского конька писатель Платон.

Видя недоумение родни от им же сказанного, философ продолжил:

– «И, если это делают молодые – то значит они всё ещё дураки! А если это делают пожилые – то они уже дураки!».

Выждав паузу, вызванную шумом одновременных всеобщих квази высказываний, Платон озвучил только что появившуюся новую мысль:

– «А удел всех родителей – делать своим детям что-нибудь хорошее, полезное. Создать для них, например, материальные ценности, различные блага, и спокойно, с чувством выполненного долга, удалиться со сцены жизни!».

– «Да! А то население на Земле так увеличилось! Вон, в Москве, народу стало сколько много? Как в Китае! И, главное, ходят, как хотят. Туда – сюда, мешают друг другу, ругаются! Поэтому я предлагаю Москву переименовать… – сделал паузу Егор – в Муданьцзян!».

На этом смехе очередной лирико-философский вечер в загородном доме Егоровых спокойно подошёл ко сну.

Убрав со стола и помыв посуду, пока пропуская подуставших женщин в душ, пожилые и не очень мужчины попарно со своими половинками разбрелись по спальням.

Новая обстановка, чистый лесной воздух, удовлетворение от общения со старшей сестрой, расслабленность в теле и вольность в мыслях подтолкнули Ксению к давно подзабытой близости с мужем, чей ещё не атавизм после хирургического вмешательства был уже в полной боевой готовности.

И пуансон подобострастно вдавился в заждавшуюся матрицу, совместно создавая новую форму обновившегося наконечника.

Утром Егор покатал Ксению на снегоходе, объехав с нею все Салтыковские пруды, погоняв и по их ровной заснеженной глади.

Платон же с Варварой прогулялись на лыжах по окружающему пруды лесу, вспоминая совместного сына и перипетии, связанные с его нелёгкой и неблагодарной службой.

К обеду все четверо довольных собрались за одним столом.

А ровно в пятнадцать часов, когда в Буэнос-Айресе было ещё девять утра, произошло долгожданное соединение по Skype.

Все, а Платон с Варварой – в первых рядах, примкнули к монитору, благо Егор с Варварой тоже купили большой, новый.

– «Хелло! Москва?!» – сначала послышалось с экрана.

Через секунды появилось и изображение.

Из маленького окошечка на родителей глядело загорелое, весьма возмужавшее, и заметно повзрослевшее лицо их сына – Вячеслава Платоновича Гаврилова-Кочета.

– «Мама, папа! Я Вас вижу! Здравствуйте!» – донеслось радостное с экрана.

– «Мы тебя тоже, сынок!» – чуть ли не разрыдалась Варвара.

– «Привет, сынуля!» – поддержал её Платон с дрожью в голосе.

– «Здравствуйте, мои дорогие! А вот вижу и Ксению с Егором Алексеевичем!».

– «Привет, привет!» – почти синхронно замахали те руками в экран.

Все четверо пытались своими ликами одновременно влезть в кадр Web-камеры.

А с экрана такой родной, но слегка подзабытый голос вещал:

– «Меня освободили давно, досрочно, ещё весной! Как раз в мой день рождения – шестнадцатого марта! Но держали до конца года почти под домашним арестом, в основном в части международных связей. А тем временем власти улаживали и утрясали различные вопросы, связанные с моим освобождением и натурализацией!».

– «Понятно!» – за всех ответил Платон.

– «Сынок, ну, ты хорошо выглядишь!» – начала о главном Варвара.

– «Конечно! Считайте, побывал на курорте! А я смотрю Вы все тоже – ничего, особенно отец!».

– «Да-а! Он у нас молодец!» – опять за всех ответила Варвара.

– «Одним словом, пан-спортсмен!» – не удержался и Егор.

– «А где остальные мои братья и сёстры? Как поживает Василёк?».

– «Да все при делах, пока заняты! Мы их сейчас даже и не планировали приглашать! Самим хочется вдоволь пообщаться!» – дошла очередь ответить за всех и до Ксении.

– «Слав! А ты покажи нам своих-то, и познакомь!» – совсем уж не удержалась бабушка Варя.

– «Сейчас, они все тут рядом!».

– «А ты откуда говоришь-то?» – поинтересовался Платон.

– «Из дома, с ранчо!».

– «Откуда?!» – засмеялся Егор.

– «Из ранчо!» – помогла ему понять Ксения.

И в этот момент на экране появилось лицо очень красивой, смуглой, черноволосой женщины.

По эту сторону океана все открыли рты, в то время как по ту, в очаровательной улыбке, открылись, сверкающие ровной белизной зубов, изящно-яркие губы в приветствии сначала на испанском:

– «Ола!».

Потом на русском:

– «Здра…ствуйте, папа и мама!» – с акцентом, но старательно, почти продекламировала она, слегка помахав в экран своей не менее изящной ладошкой.

– «Это моя жена Исабель!» – раздался голос сына за кадром.

– «Ух, хороша!» – первым не выдержал ценитель женской красоты Егор.

– «Она, кстати, родилась тоже пятнадцатого января, но ровно через двадцать лет после тебя, пап!».

– «У-у!» – донеслось понятливое от Егора.

– «А теперь дети, по-старшинству!» – прервал его затянувшееся любование своей женой Вячеслав.

– «Это старший сын Даниэль! Кстати он родился в последнюю годовщину Октябрьской революции!».

– «Стало быть, ему уже восемнадцать!» – быстро сосчитал дед возраст своего самого старшего внука.