— Ну, да, такой…

— Мы сейчас его к вам привезем на опознание. Его задержали на дороге, мы получили информацию…

— Но, позвольте…

— С ним вместе задержана девушка. Мы сейчас привезем их обоих.

— Говорю же вам, тут…

Он услышал, как на том конце провода бросили трубку, и мистер Вейкер торопливо побежал обратно в вестибюль — дыма стало поменьше. Вселяющие надежду пожарные насосы работали уже пять минут, от бара остались мокрые и обугленные руины. Мистер Вейкер принялся сновать между гостями, успокаивая и убеждая; операторы на телефонах принялись вновь обзванивать номера, сообщая тем, кто не спускался вниз, что все в порядке и можно опять ложиться спать; затем, поскольку постояльцы требовали объяснений, он вновь вспомнил о Фифи, и — теперь уже по собственной воле — побежал к телефону.

Ответил встревоженный голос миссис Шварц; Фифи в номере не было. Именно в этом он и желал убедиться! Он тут же бросил трубку. Вот вам и история, и во всей ее омерзительной полноте: умышленный поджог и попытка сбежать в компании человека, которого разыскивает полиция! Настал час расплаты, и никакие американские капиталы тут не помогут! И пусть у него провалился этот сезон, но и у этой Фифи, это уж точно, вообще никогда больше не будет сезонов! Пусть отправляется в какое-нибудь исправительное заведение для девиц, где обязательная форма еще хуже, чем любой из ее нарядов!

Когда последние гости удалились на лифте наверх, в номера, и среди мокрых разрушений остались бродить лишь несколько самых любопытных, в дверях главного входа явилась еще одна процессия: человек в штатском и небольшой отряд полицейских, за которыми следовали двое. Полицейский комиссар что-то сказал, и отряд полиции расступился.

— Прошу назвать имена этих людей! Скажите, вот этот человек останавливался здесь под фамилией Боровки?

Мистер Вейкер посмотрел на него.

— Да, это он.

— Его уже год разыскивают в Италии, во Франции и в Испании. А кто эта девушка?

Ее наполовину скрывала фигура Боровки; девушка опустила голову, а лицо ее оказалось в тени. Мистер Вейкер вытянул шею и принялся ее рассматривать… Перед ним была мисс Ховард!

Волна ужаса охватила мистера Вейкера. Он изо всех сил снова вытянул шею, словно сила его изумления могла обратить ее в Фифи, или же Фифи могла проявиться от его взгляда под этой оболочкой. Но все было напрасно, потому что Фифи была далеко отсюда. В тот момент она стояла перед кафе, помогая спотыкавшемуся и не желавшему этого Джону Шварцу забраться в такси.

— Да говорю же тебе, никаких «я еще немножко»! Мама сказала, чтобы ты отправлялся домой немедленно!

IV

Свое заточение граф Боровки воспринял даже с некоторой благосклонностью; ему довольно долго приходилось всеми правдами и неправдами изыскивать себе средства к существованию, а тут вдруг наступило облегчение, и все его время теперь подчинялось внешнему распорядку. Негодовал он лишь из-за недостатка общения с внешним миром, и очень обрадовался, когда на четвертый день его заключения его провели на свидание с леди Каппс-Кар.

— В конце концов, — сказала она, — мужчины это мужчины, а друзья остаются друзьями, что бы там ни стряслось. К счастью, наш здешний консул — друг моего отца, а то бы мне никто не разрешил вас навестить. Я даже попробовала устроить, чтобы вас выпустили под залог, и рассказала ему, что вы год проучились в Оксфорде и в совершенстве владеете английским, но эти скоты меня не послушали!

— Боюсь, что все без толку, — печально произнес граф Боровки. — Когда они тут закончат с допросами, меня ждет бесплатный тур по Европе.

— Но это еще не самое возмутительное! — продолжила она. — Эти идиоты вышвырнули нас с Боупсом из «Труа-Монд», а их власти пытаются заставить нас покинуть город!

— За что?

— Пытаются повесить на нас всю вину за этот скучный пожарчик!

— Так это вы устроили?

— Мы подпалили немного бренди, потому что захотелось жареной картошки на спирту, а бармен пошел спать и бросил нас там одних! Но эта свинья — вы бы его только послушали! — говорит так, словно мы вообще явились сюда с единственной целью взять и сжечь всех прямо в кроватях! Вся эта история возмутительна, а Боупс просто в ярости! Он сказал, что больше никогда туда не приедет! Я сходила в консульство, и они согласились, что все это сплошной стыд, и они отбили депешу в министерство иностранных дел, а еще я позвонила по телефону в Берн сэру Георгу Манреди, с которым мы большие друзья!

Боровки на какое-то время задумался.

— Если бы я только мог родиться заново, — медленно проговорил он, — я, без всякого сомнения, выбрал бы для этого Англию!

— А я бы где угодно, кроме Америки! Кстати, Тейлоры уже не будут представлять мисс Ховард ко двору — газеты самым постыдным образом обыграли все это дело…

— Все никак не могу понять, что же вселило в Фифи подозрения? — сказал Боровки.

— Так это мисс Шварц проболталась?

— Да. Я был уверен, что уговорил ее ехать со мной, и точно знал, что если она не поедет, то, стоит мне лишь пальцами щелкнуть, и поедет другая… А Фифи в тот день сходила к ювелиру и узнала, что я заплатил за портсигар стодолларовой банкнотой, которую позаимствовал с шифоньера у ее матери. И отправилась прямиком в полицию!

— Даже не поговорив для начала с вами? Ах, в конце концов, мужчины это мужчины…

— Хотел бы я знать, что вселило в нее подозрения, почему она затеяла проверку, почему на меня ополчилась?

В тот самый момент Фифи, сидя на высоком табурете в баре парижского отеля и попивая лимонад, как раз отвечала на этот вопрос проявившему сочувственное любопытство бармену.

— Я стояла в коридоре и смотрелась в зеркало, — рассказывала она, — и услышала, что он сказал английской леди — ну, той, которая подожгла отель. Я услышала, как он сказал: «Эх, единственное, чего я боюсь, — что со временем она будет выглядеть, как ее мамаша!» — и голос Фифи зазвенел от негодования. — Ну, вы ведь мою маму видели, правда?

— Да, чудесная женщина!

— И после этого мне стало ясно, что с ним что-то не так, и тогда я подумала, а сколько же он заплатил за портсигар? И пошла выяснять. А уж там мне показали банкноту, которой он расплатился!

— Теперь собираетесь в Америку? — спросил бармен.

Фифи опустошила свой бокал; утонувшая в сахарном осадке на дне соломинка булькнула.

— Нам надо вернуться, чтобы дать показания, так что еще несколько месяцев тут пробудем. —