— Со вчерашнего дня не был дома… Влип в историю на вечеринке у…

С отвращением она взяла его за руку, развернула и повела вниз по лестнице, мимо жены консьержа, которая с любопытством поглядела на них из-за стекла будки. Они вышли на залитую ярким солнцем улицу Гинемер.

На фоне по-весеннему свежего Люксембургского сада он выглядел еще более гротескно. Она испугалась; в отчаянии посмотрела туда-сюда, нет ли где свободного такси, — но единственная машина, свернувшая с улицы Вожирар, так и не остановилась.

— Куда пойдем есть? — спросил он.

— Вы не в том состоянии, когда можно где-то появляться! Вы что, сами не понимаете? Вам надо домой, спать!

— Я в порядке! Немного выпью — и все будет отлично!

Проезжавшее мимо такси притормозило, повинуясь ее жесту.

— Поезжайте домой и ложитесь спать. Вы сейчас не в состоянии куда-нибудь идти.

Когда он смог сфокусировать на ней свой взгляд и понять, что перед ним — нечто свежее, новое и прекрасное, не имеющее ничего общего с туманным и беспокойным миром, в котором он провел последние несколько часов, в его голове вдруг забрезжил слабый луч здравого смысла. Она увидела, как искривились в благоговейном страхе его губы, и заметила, что он пытается встать ровно, не шатаясь. Открылась дверь такси.

— Возможно, вы правы. Прошу прощения.

— Куда вам ехать?

Он назвал адрес и забился в угол сиденья, а на лице было написано, как тяжело ему сейчас вновь вернуться к реальности. Джулия закрыла дверь машины.

Когда такси отъехало, она торопливо перешла на другую сторону улицы и направилась в Люксембургский сад — так, словно кто-то ее преследовал.

II

Так получилось, что совершенно случайно она сама взяла трубку телефона, когда он позвонил в семь вечера того же дня. Его голос звучал напряженно и дрожал.

— Я понимаю, что нет никакого смысла просить у вас прощения за сегодняшнее утро. Я не соображал, что делаю, но это не может служить мне оправданием! Если вы позволите мне увидеться с вами завтра, хотя бы на минутку, я бы хотел лично принести вам свои извинения за свое ужасное…

— Завтра я занята.

— Хорошо. Тогда, может быть, в пятницу? Или в любой другой день?

— Прошу прощения, но я очень занята всю эту неделю!

— Хотите сказать, что вообще никогда больше не хотите меня видеть?

— Мистер Рэгленд, я не вижу никакого смысла продолжать наше знакомство. Честно говоря, вы несколько перестарались сегодня утром. Мне очень жаль. Надеюсь, что сейчас вам уже лучше. Всего доброго.

И она выбросила его из головы. Ей и в голову не пришло, что его репутация была как-то связана с подобными спектаклями — ведь пьяницей в ее понимании был тот, кто засиживался допоздна, попивая шампанское да еще, может быть, с песнями возвращался домой глубоко за полночь. А тут такое, да посреди дня — это было для нее что-то новенькое… С Джулии было достаточно!

Между тем были и другие мужчины, с которыми она завтракала в ресторане «У Сиро» и танцевала в Булонском лесу. Фил Хоффман прислал из Америки укоризненное письмо. И Фил стал нравиться ей еще больше, потому что он оказался совершенно прав! Прошло две недели, и она бы совсем позабыла о Дике Рэгленде, если бы несколько раз не услышала его имя в разговорах; все говорили о нем с презрением. Очевидно, он и раньше позволял себе подобные вещи.

За неделю до отплытия она случайно с ним встретилась в отделе бронирования «Уайт Стар Лайн». Он был все так же красив — она едва поверила своим глазам. Он стоял у стола, облокотившись на него локтем и держа спину идеально ровно; желтые перчатки были столь же безупречны, как и его ясные чистые глаза. Он излучал силу и доброжелательность, и произвел сильное впечатление на клерка, который обслуживал его с завороженным почтением. Сидевшие у него за спиной стенографистки оторвались от работы и обменялись взглядами. Затем он заметил Джулию; она кивнула, а он приподнял шляпу; по его лицу пробежала быстрая тень.

Они достаточно долго простояли вместе у стола, и молчание стало гнетущим.

— Как долго, не правда ли? — произнесла она.

— Да, — отрывисто сказал он и добавил: — Вы едете на «Олимпике»?

— Да, конечно!

— А я решил, что вы, наверное, передумали…

— Конечно же, нет! — холодно сказала она.

— Я и сам хотел изменить свои планы. Собственно, я тут именно по этой причине.

— Но это же смешно!

— Вы не испытываете отвращения, глядя на меня? Вас не одолеет морская болезнь, если мы случайно встретимся на палубе?

Она улыбнулась. Он поспешил воспользоваться моментом:

— А я изменился в лучшую сторону с момента нашей последней встречи!

— Я не хочу об этом разговаривать.

— Ладно; тогда скажу, что вы изменились в лучшую сторону! Я никогда еще не видел такого чудесного костюма!

Это прозвучало бесцеремонно, но она просияла от этого комплимента.

— Не примете ли вы приглашения выпить со мной чашечку кофе? Давайте сходим в кафе — тут недалеко? Чтобы просто восстановить силы после этого испытания?

Разве можно быть такой слабой? Разве можно с ним так разговаривать, позволять ему делать какие-то предложения? Она чувствовала себя словно под гипнозом змеиного взгляда.

— Боюсь, сегодня не получится. — В его лице появилось что-то робкое и ранимое, затронувшее какую-то струнку у нее внутри. — Ну да ладно, пойдемте! — И она сама была поражена тем, что только что у нее вырвалось!

Они сидели за залитым солнцем столиком на тротуаре, и ничто не напоминало о том ужасном дне две недели назад. Доктор Джекил и мистер Хайд! Он был любезен, он был очарователен и легок. В его обществе она чувствовала себя такой привлекательной! В нем не осталось ни капли былой самоуверенности.

— Вы бросили пить? — спросила она.

— До пятого — нет!

— Ах!

— Пока я не сказал себе «Стоп!» — нет. А вот после этого — брошу.

Когда Джулия собралась уходить, она отрицательно покачала головой в ответ на его предложение встретиться еще раз.

— Увидимся на корабле. После вашего двадцативосьмилетия.

— Хорошо. И вот что я вам скажу: это еще небольшая расплата за то непростительное преступление, которое я совершил по отношению к единственной женщине, которая мне нравится!

Она увидела его в первый же день плавания, и у нее сердце в пятки ушло, когда она, наконец, поняла, как сильно она его хочет. Неважно, что было у него в прошлом, неважно, что он совершил. Разумеется, это не значило, что она вообще когда-нибудь ему об этом скажет. Это значило,